Отец Арсений

Я окончил физико-математический факультет МГУ, был оставлен на кафедре; в 1941 году, в первые дни войны, взяли в армию. Попал в пехоту и сразу на фронт, дивизия с боями отходила в глубь России, в конце августа подошли к Смоленску. Было приказано «стоять насмерть», во что бы то ни стало – задержать наступление немецких войск в 30 километрах от Смоленска. Закрепилась дивизия недалеко от леса, прочно окопались и стали ждать немцев, предполагая, что они пойдут по шоссе. Дивизия потеряла в боях почти две трети состава, боеприпасов было мало, основное вооружение – винтовки, гранаты, бутылки с зажигательной смесью, пулеметы и несколько орудий и устаревших танков, но боевой дух солдат и офицеров (тогда командиров) был высокий, панических настроений, несмотря на большие потери дивизии, не было. Пока окапывались, ждали немцев, молился, призывал Матерь Божию, Господа Иисуса Христа и своего святого, Алексея, человека Божия, просил явить свою милость, защитить и сохранить.

Примерно в семь часов утра появились немецкие танки и пехота на автомашинах. Немцы спешились и под прикрытием танков пошли на нас цепью, беспрерывно стреляя из автоматов; первые две атаки мы отбили, немцы залегли; и тогда по команде «вперед», мы поднялись и с криком «ура» пошли в ответную атаку, вокруг падали убитые, раненые, но солдаты бежали вперед на немцев. Пробежав, может быть, сотню метров, я почувствовал, как что-то подняло меня, ударило, и очнулся, лежа на спине, с нестерпимой болью в ногах и какой-то «тупой» головой; на поле боя было тихо, но в ушах возникал временами отчаянный звон и шум, глазами я то видел окружающее, то ничего не видел; мысли путались. Пролежав в таком состоянии какое-то время, захотел встать, приподнялся на руках и потерял сознание.

Пришел в себя, чуть-чуть приподнялся и увидел свои ноги изогнутыми в сторону – были перебиты голени. Руки и голова только могли двигаться, малейшее движение туловища и ног вызывало нестерпимую боль. Понял, что не смогу сдвинуться с места, и стал молиться Заступнице нашей Владычице Богородице о милости и помощи, однако сознавал, что человеческой помощи ждать не от кого, поэтому возложил все упование на Господа, веря в милость Его. Вся душа изливалась в молитве, особенно к Матери Божией.

Лежу, молюсь и вдруг слышу в отдалении немецкую речь и редкие выстрелы из автоматов. Осторожно повернул голову и увидел отдельные фигуры немцев, шедших по полю боя; подходя к лежащим бойцам или командирам, обыскивали, что-то брали и бросали в вещевые мешки, висевшие на плечах, а иногда, обыскав лежащее тело, стреляли в него. Понял – немецкая трофейная команда обыскивает трупы убитых солдат и особенно командиров: ищет документы, карты, письма, ценности, оружие, а тяжелораненых пристреливают. Легкораненые, вероятно, были взяты в плен или успели скрыться в лесу.

Немецкий солдат подошел ко мне, ударил ногой по перебитым ногам, наклонился и стал обыскивать. Взял командирский планшет (я был младшим лейтенантом), достал документы, письма и снял с руки часы, презрительно отбросил винтовку, поднял свой автомат к моей груди, и я осознал – пристрелит как тяжелораненого.

Поднял я руку и трижды перекрестился, сказав: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного, и душу мою». Немец опустил автомат, внимательно посмотрел на меня и сказал: «Гут, гут»; полез в вещевой мешок, достал фляжку, пакет, завернутый в целлофан, мои документы, часы надел мне на руку и, коверкая русские слова, сказал: «Куст, лес, куст, лес». Я опять перекрестился, немец дал короткую очередь из автомата в землю рядом со мной и, махнув в сторону леса, повторил: «Лес, куст». Повернулся и пошел, а я начал еще истовее молиться Богородице и беспрерывно повторял «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного».

Стрельба затихла, трофейная команда ушла с бывшего поля боя, я приподнял руку и увидел, что уже почти семь часов вечера, это значило, что десять или одиннадцать часов я находился без сознания, лежа на поле боя. Вероятно, дивизия наша была разбита и фронт переместился еще дальше на восток. То, что произошло, была великая милость Господа, это было необъяснимое чудо, явленное мне, грешному: по немецким законам войны я должен был обязательно быть застрелен, но то, что перекрестился, спасло меня, и я еще и еще раз возблагодарил Господа и Заступницу нашу Богородицу.

Стало темнеть, решил попытаться доползти до кустарника, ведь не зря немецкий солдат сказал: «Куст, лес», он хотел моего спасения, и я пополз, хватаясь руками за траву, корни, кочки. Возникла мысль, что немцы считали милосердием добивать безнадежно-тяжелых раненых, или им просто не хотелось возиться с ними, пленных было и без того много. Перебитые ноги болтались, цеплялись за землю, затрудняли движение, вызывали неописуемую боль, и тогда терялось сознание, отлеживался какое-то время, сознание возвращалось, и я продолжал ползти, беспрерывно (когда был в сознании) взывая о помощи к Богородице, своему святому, Алексею, человеку Божию и просил Господа помиловать меня, грешного.