Отдых у моря

Она стирала во дворе и теперь, разговаривая с Костей, выжимала над железным корытом простыню. Она была немолодая, полная, смуглая, в полинялом цветастом платье с короткими рукавами и с гладко зачесанными и без всякой моды заплетенными в косички волосами. У нее были большие и очень спокойные карие глаза. Гора простыней лежала на расстеленной на полу клеенке, и еще рядом стоял дымящийся бак с белым бельем. «У нее — огромная семья, или целый полк курортников», — подумал Костя.

— Можно посмотреть? — спросил Костя.

— Комнату? Сейчас, — сказала хозяйка.

В просторном дворе было два дома: один довольно большой, с высоким крыльцом и с верандой, другой — маленький. Женщина повела Костю к маленькому, сняла с двери висевший просто так, незакрытый замок и сказала:

— Смотрите.

9

Вот это была комната!

Люся и Костя не видели Ливадии, где в свое время отдыхал царь, но вряд ли царский дворец намного превосходил их комнату. Во всяком случае, здесь у Люси была своя кровать, у Кости своя, а у Николки раскладушка. И царь ведь при всей его склонности к излишествам не мог одновременно занимать две кровати.

Нет, в самом деле, просто царские условия… Правда, кровати при более близком знакомстве оказались немыслимо скрипучие, они отзывались не только на самомалейшее движение, но даже на глубокий вздох. Но это в сущности пустяки. Костя не собирался во сне танцевать твист, и в такой шикарной обстановке можно отдыхать без всяких вздохов.

В комнате был даже столик на камышовых ножках и два стула. Еще духовка, которой Люся определила служить в качестве шкафа. Одно окно. Две двери. Коврик с невероятными лебедями. И сотни полторы фотографий на стене.

Костя страшно пыжился от гордости. Ох, Люська, Люська, маленькая беспомощная Люська, что бы она делала без него. На какое-то время можно доверить женщине семейную и даже государственную власть, но в трудную минуту только мужчина способен найти выход.

— Что, пойдем обедать? — спросила Люся, прозаически прервав Костины высокие размышления.

Есть Косте хотелось, но вопрос прозвучал как-то обидно.

«Пойдем обедать?» Как будто ничего не случилось. Как будто комната сама свалилась им с неба. Хоть бы сказала: «Какой ты, Костя, удивительный человек». Или так: «Я просто не думала, Костик, что ты такой молодец». Нет. Напрасно вы будете ждать от женщин благодарности. Зато они сами требуют за всякий пустячок неумеренных похвал.

— Я не хочу никуда идти, — заявил Костя. — Давай поедим дома.

— Но у нас ведь ничего нет.

— Сходи в магазин.

Все-таки он имел право покуражиться. Не сказал «Я схожу в магазин» или «Сходим вместе». Он сказал: «Сходи».

— Хорошо, — согласилась Люся. — Что купить?

— Что найдешь. И вина. Угостим хозяйку.

И через час они все сидели за столом — не за тем, с камышовыми ножками, а был еще стол на крестовинах во дворе. Люся купила колбасы, сыру, баклажанной икры, хозяйка принесла из огорода свежих помидоров. Бутылка вермута венчала натюрморт.

Костя разлил вино по стаканам.

— И мне! — сказал Николка.

Хозяйку звали Верой Григорьевной. Она быстро опьянела, стала рассказывать про свою жизнь.

Первый муж погиб на фронте, осталась одна с тремя ребятами. Второй муж умер. Теперь живет совсем одна, прачкой работает в санатории. Стиральную машину купили, да не налажена пока машина, приходится руками.

— А дети у вас где же? — спросила Люся.

— Дети разлетелись. Одна дочка в Ленинграде инженером работает. Другая — на Сахалине портальным краном управляет. А сын в Москве, на заводе, токарь. В Москве я гостила. И в Ленинград ездила. А Олюшку, которая на Сахалине, четыре года не видала. Семнадцати лет она у меня замуж выскочила, солдат приглянулся, и уехала. Нынче в гости ко мне собирались, да несчастье у них вышло: домик сгорел. Я сто рублей сняла с книжки, перевела, а она мне — обратно эти деньги. Всю ночь я плакала, утром пошла, отбила телеграмму: «Что ж ты за родную меня не считаешь, что не хочешь помощь мою принять?». Получаю в ответ телеграмму: «Мама, не обижайтесь, вам труднее заработать, а нам друзья-товарищи помогли». Смышленая она у меня, Ольга-то. Прошлым летом свояки приезжали, Олиного мужа родители, очень ее хвалят. Два ведра варенья тут наварили, на Сахалин взяли.

— Я малиновое люблю варенье, — сообщил Николка.

— А вот погоди, я тебя вишневым угощу, — сказала Вера Григорьевна, — так ты и вишневое полюбишь.

Пили чай с вишневым вареньем, которое понравилось не одному Николке. Потом Вера Григорьевна пошла полоскать и развешивать простыни, а курортники в самом радужном настроении отправились на пляж.

Они лежали на песке, и Костя говорил:

— Люська, где наш дом?

— Вон наш дом! — отвечала Люся.

— Где наш дом? — спрашивал Николка.

— Вон наш дом! — дуэтом отвечали папа с мамой.

А дом стоял себе на пригорочке за густо разросшимся садом, из-за которого виднелся только краешек беленой стены да крыша.