И жал-жал на газ, забыв, что есть на свете такое устройство, которое называется тормоз. Это напоминало нескончаемое броуновское движение, в которое мы были вовлечены волею случая. Я опять сидел на переднем сиденье, рядом с Ахмедом, который пытался прорваться сквозь мчащийся поток автомобилей в тёмную даль александрийского горизонта. Он ловко лавировал в текущей лавине автомобилей, пробивая малейшие бреши, возникающие на пути нашего стремительного движения. Лихорадочная гонка на генеральной трассе Каир-Александрия скорее была похожа на некую игру – кто кого обставит на пути в райские кущи, куда попадают только первые десять лидеров. Создавалось впечатление, что все рвались в эти лидеры. И мы поневоле тоже были захвачены этой гонкой, и сердце иногда замирало, когда чуть не цеплялись бортами с попутным, урчащим моторами и шелестящим шинами железом. На одном из затяжных прогонов, когда минут пять Ахмед не мог найти свободного места, чтобы протиснуться хотя бы на корпус вперёд, он буквально уткнулся передним бампером своего автомобиля в багажник впереди идущего и стал часто нажимать на клаксон и мигать фарами. В этот момент я взглянул краем глаза на спидометр: так и есть – всего 125 кэмэ в час. Ахмед недвусмысленно подгонял и подталкивал медленно едущую колымагу, крутил пальцем у виска, вытягивал ладонь вперёд, потом сжимал её в кулак и костяшками пальцев стучал по своей голове, показывая тем самым, что впереди едет ненормальный. «Ненормальный», видимо, выжимая из своего авто весь его потенциал, делал последнее усилие, и наш ряд медленно сдвигался вперёд по отношению к попутному соседнему. Ахмед нырял влево в образовавшееся на короткое время пространство и, поравнявшись с недавно подгоняемым им автомобилем, опять гудел и крутил пальцем у виска. На что «медленный» водитель, как бы извиняясь, кидал густой карий взор себе за спину – в салон, где гурьбой расположилось шестеро таких же кареглазых ребятишек. На переднем сиденье рядом с папашей сидела совершенно невозмутимая женщина с накинутой на голову чадрой, скорее всего – его жена. Она только мерно покачивалась в такт блуждающему из стороны в сторону автомобилю, мчащемуся по направлению к пока ещё невидимой Александрии.
В Александрийский порт въезжали мы в полночь. У борта нашего временного обиталища – небольшого грузового парохода с языческим именем «Тор» – нас встречал капитан.
– Поздненько, поздненько, господа туристы. Завтра утром, – он посмотрел на часы, – какое завтра? – уже сегодня у нас перешвартовка и выгрузка.
– А где погрузка? – поинтересовался старпом.
– Дают порт Кавала на севере Греции.
– Значит, пойдём в балласте, – в некотором раздумье констатировал старпом, вынул из кармана флакончик с египетским концентратом духов, открыл пробку и дал понюхать капитану.
– Что за гадость? – спросил он.
– «Привет от Нефертити» называется.
Надо отдельно сказать, что все склянки с духами, которые мы скупили на фабрике парфюмов в Каире, благополучно доехали до наших европейских квартир и домов, но запах из них довольно быстро улетучивался, и тех букетов, которыми мы наслаждались, будучи в Египте, не было и в помине. Единственным исключением оказались духи боцмана. Стойкий можжевеловый запах не выходил из них ни на йоту и даже, казалось, усилился от времени. Он с успехом применял их у себя в русской бане: три капли на черпак горячей воды и – на каменку. Дух стоял! – неделю не выходил.
– Как поддам черпачок, – уже потом поделится боцман впечатлениями, – так будто по уши в Египет погружаюсь.
Матрос-полковник
Звали его Володей, но это имя начисто заслонилось прозвищем Полковник. И имя стали забывать. Спроси сейчас любого, кто знал Полковника, вряд ли и скажут, какое у него настоящее имя и фамилия. Работал Полковник матросом на судне «Океанограф», бывшем немецком логгере водоизмещением в 400 тонн. Это было самое маленькое, старое и не очень благоустроенное судно класса СРТ[25], переделанное в своё время под научные нужды. На фоне двух новых красавцев-лайнеров, входящих тогда в сформированную «флотилию» одного из старейших научно-исследовательских институтов Ленинграда, оно выглядело весьма убого. При появлении этих больших «свежих» судов, построенных на верфях Восточной Германии, «Океанограф» превратился как бы в место ссылки. Отбор кандидатов на «ссылку» происходил по неведомым никому схемам: туда мог попасть и ведущий специалист по океанологии еврейской национальности, и русский матрос по прозвищу Полковник, замеченный где-то по пьяному делу. Назвать его настоящим пьяницей трудно. Но волевое пристрастие к спиртному имел немалое. Кто тогда не пил! Да и сейчас – тоже.