- Песню дружбы запевает молодежь, - пропел он не то для Изи, не то для остальной колоды. - Эту песню не задушишь, не убьешь!
- А это мы сейчас проверим, - взревел Изя, схватил туза и разодрал на четыре части.
- Ты что?! - заорали части истончившимися голосами. - Я ж пошутил, дурак! А ты... новую рубашку порвал! Я маме пожалуюсь!!!
Слезно причитая, обрывки туза сбежали в неизвестном направлении. Изя посмотрел на карты. Карты посмотрели на Изю, но без своего трефового собрата новый расклад исполнять отказались. А дама червей даже всхлипнула и поведала, что ей бедняжку Тузика жаль, а Изя скотина, и вообще все мужики скоты и сволочи, а кто не сволочь, тот урод. Изя с горя опрокинул стакан и огляделся. Не увидев ничего интересного, опрокинул еще один и огляделся вновь. После чего решил, что стоит оглянуться еще раза три-четыре. Со стены несся отборный грузчицкий мат. Один из футболистов с воплем "Судью на мыло" засветил последнему в челюсть, другие присоединились, началась драка. Под звонкий смех сатанинской Глаши... То есть, под сатанинский смех звонкой Глаши выло несчастное чудовище:
- А ну-ка, всем полчаса бояться!
- Вот еще, - брезгливо отвечала ему хозяйка. - Буду я всяких Монопердоклей бояться.
- Все! - орало обиженное чудище. - Ухожу из Пердимоноклей в Сивкобылы!
Двулик втихаря, поставив передние задние лапы на стол, тырил что-то еще съедобное, весело болтая одним хвостом и воровато поджимая другой.
Фриц, сидящий в обнимку с десятикилограммовым арбузом, набрал водки в шприц и, напевая "Выпьем за Родину, выпьем за Сталина", вкатил содержимое шприца в полосатый арбузий бок. Довольный арбуз пустил пару пузырей. Довольный Фриц хмыкнул и, пропев "Выпьем и снова нальем", набрал в шприц новую порцию водки.
Часы в углу начали бить девять вечера. Из маленького окошечка с истошным воплем "Ук-ук, ук-ук, ук-ук" выпрыгнула укукшка. Над всем этим хаосом летали пьяные глаза с потрескавшимися от бессонницы жилками и пытались косо посмотреть друг на друга.
Изя с тоской и страхом потянулся за бутылкой.
* * *
"Утро туманное, скатертью дорога", - звучал в голове посторонний голос. Изя повернулся, голос смолк, вернее сказать, растворился в барабанной дроби.
"Однако, как активно меня выставляют", - подумал Иванов и открыл глаза. Никто его не гнал. Он лежал на самой обычной кровати в самой обычной квартире. И барабанная дробь в голове была самым обычным отголоском подступающего похмелья. Изя огляделся и не нашел ничего странного. На стене висели самые обычные плакаты, на столе лежала самая обычная колода карт, которую покрывал самый обычный трефовый туз. Часы тикали, отсчитывая положенные им секунды в заданном направлении. И даже собака, что лежала тут же у кровати, была самой обычной, то есть имела один зад и одну голову. Чертовщина какая. Это дерьмо собачье... Тьфу, точнее сказать, эта собака дерьмовая такая же, как и все прочие. Теперь отчетливо стало видно, что это миттельшнауцер, а вчера можно было только догадываться.
Изя поднялся на кровати, сел. Ему было плохо, значительно хуже, чем вчера, когда он решил заглянуть к Либерштейну. "К кому бы еще в гости нагрянуть?" - подумал он, но, оценив свое состояние, решил остаться там, где проснулся - на кровати. Может быть, потом, когда он придет в себя, то встанет и заглянет в гости к Либерштейнам, благо он и так у них в гостях.
Кстати... Иванов вытащил записную книжку, открыл ее на страничке с буквой "С", переправленной красными чернилами на "3", и подписал под записанной там фамилией Либерштейн: "Глаша и Фриц (семиты-антиаскеты)". Потом подумал и переправил на "аскетов-антиевреев".
Не успел он убрать записную книжку (на самом деле он только сунул ее во внутренний карман пиджака, застегнул пиджак на все пуговицы, затем надел его, подумал и пару пуговиц все же расстегнул), как в дверях комнаты появился один из аскето-семитов. Больше того - один из Фрицев Либерштейнов, что усложняло задачу, так как Фриц Либерштейн аналогов не имел и в самом деле был один.
- Живой? - спросил хозяин.
- С трудом, - пробормотал Изя.
- О! - Фриц обрадовался так активно, что ему пришлось быстро помрачнеть и схватиться за разваливающуюся надвое голову. - Труд - это интересно, сказал он чуть менее жизнерадостно. - Труд - это замечательно. Кстати, за это можно опохмелиться. Ты как?
- Положительно, - подхватил идею Изя.
- Тогда я за бутылкой в магазин, - сказал хозяин и, опрокинув в себя чудом оставшийся после вчерашней пьянки полупустой стакан, умчался.
Изя слизал последние капли с опорожненного стакана и злой откинулся на спинку кровати. "Вот ведь хозяин! Сам опохмелился, а мне не предложил!"
Подошедшая собака дружелюбно повиливала хвостом. Он сидел на диване и с предвкушением ждал опохмелки, ощупью поглаживая собаку по заднице. По одной из двух задниц...
Авторская благодарность:
Сергею Дорофееву, Алексею Гравицкому, Надежде Агеевой за образы Изи Иванова и обоих Либерштейнов.
Дмитрию Шевченко за образ "голого мужика".
Псу Маку за образ Двулика.
Картам, плакатам, книгам и прочему за образы карт, плакатов, книг и прочего.