Отчий дом

Не только от сознания неудачи помрачнел Петр Николаевич. Причина отклонения проекта аэроплана была совершенно неубедительна. «Природа создала птицу, которая кувыркается, наклоняется в любую сторону и на любой угол, не рискуя свалиться, — думал он. — Полет птицы, красивый и вольный, похож на музыку. Вот к какому совершенству в летании надобно стремиться человеку! А председатель воздухоплавательного общества боится кренов, как черт ладана. Нет, тут что-то не то. Тут вы меня не убедили, господа!..»

Тяжелая обида леденила сердце. Едва уловимая горестная морщина проступила в уголках его еще совсем юных губ. Наденька увидала эту морщину и, чтобы не расплакаться, метнулась к пианино, заиграла «Лунную сонату»…

Петр Николаевич сидел закрыв лицо руками. Звуки росли, наплывали огромною волною. И постепенно, не замечая сам, он поддался обаянию музыки, его повлекло вслед за волною, нет, за высоким и прекрасным валом, вперед, вперед, через все препятствия, через все невзгоды!..

Часть третья Холодные волны

1

С Дальнего востока до Кавказа и с Кавказа до Нижнего Новгорода исколесил Петр Николаевич с семьей матушку Русь. Было время для раздумий, воспоминаний о пережитом, упрямых мечтаний о полетах. Как ни старался Петр Николаевич быть веселым, сколько песен и романсов ни спел он в долгом, казалось, нескончаемом пути, беспрестанно точила его обида на ученых мужей из Петербургского воздухоплавательного общества. Они представлялись ему холодными и непреклонными, как гранитные плиты набережной, о которые многие годы бессильно бьется усталая невская волна.

Петр Николаевич долго наблюдал за полетом птиц, кружившихся в синем небе. «Гм!.. В Петербурге боятся кренов, а мне кажется, именно в них, в кренах, весь секрет безопасности и заключен, — думал он, доставая блокнот, и чертил различные положения полета птицы, вычислял углы и крены. — Да, поворот на аэроплане непременно должен быть с соответствующим креном. С другой стороны, — как бы ни был велик крен аппарата, он не опасен, если угол крена соответствует крутизне поворота».

Механику Петр Николаевич знал отлично, любил мыслить ее четкими, захватывающе интересными законами и потому теперь, мысленно полемизируя с «учеными пингвинами», как он окрестил людей, отклонивших его проект, он произвел тысячи расчетов.

Временами сомнения брали верх, и он, стиснув зубы, часами не выпускал из рук карандаша, чертил, пересчитывал, заменял одни расчеты другими.

Наденька лукавила: подсылала к нему дочь. Смешно семеня ножками, Маргаритка подбегала к отцу и колотила крохотными кулачками по его сапогу.

Петр Николаевич бросал свои занятия и с посветлевшим от радости лицом брал ребенка на руки, смеялся, напевал, щелкал соловьем…

На Кавказе Петр Николаевич изводил жену бесконечными хождениями по горам.

— Не ленись, Наденька. Едва ли придется еще раз увидеть Кавказ. Не по моим капиталам поездка в благословенный этот край.

Он бродил по ущельям, подходил к обрыву и, глядя в бездну, звал жену, но та останавливалась за пятьдесят шагов и замирала от страха за Петра, боясь кричать, чтобы он не оступился.

Петр Николаевич любил встречать рассвет в горах, глядеть, как растворяются звезды в рассеивающейся мгле неба, как начинает играть заря, бросая на камни скал то фиолетовые, то синие, то алые, то золотые краски, как в ущельях молочными реками текут густые туманы. Охотился на козуль, следил за красивыми полетами орлов и вновь и вновь находил подтверждение своим мыслям о том, что человеку надо учиться летать как птице — свободно и смело, не боясь ни кренов, ни бросков камнем вниз, ни полета на спине.

По вечерам он ходил в ближние аулы, слушал протяжные и на диво мелодичные грузинские песни. Да, в грузинских селениях умеют петь!.. Незаметно для себя он подпевал и раскачивался в такт песне, полузакрыв глаза.

«Хорошо поют, — одобрительно думал Петр Николаевич. — Песня согревает душу».

Грузины звали его «генацвали Петр», угощали лучшим вином. Один ветхий старик с длинной белой бородою и живыми, невыцветшими черными глазами, сказал ему:

— Ты, генацвали Петр, добрый, а русский чиновник — злой. И генерал злой. Губернатор. Отчего так? Не обижайся, генацвали Петр, старики и дети часто говорят правду.

Седые темнолицые грузины в знак согласия кивали головами. Что тут ответить Петру Николаевичу, поручику русской армии? Сказать, что он сам на себе испытал и немилость генерала и злость чиновников?..

— Народ русский — это одно, а чиновники — другое! — сказал Петр Николаевич.

— Правда! — подхватил старик, по-своему истолковав его ответ. — Народ — добрый, а генерал — злой!

Старики еще дружнее кивали головами и трясли бородами…

Хорошо, привольно чувствовал себя Петр Николаевич на Кавказе, но мечта о полетах одолевала его все сильнее, звала в Петербург.

Он отвез Наденьку и дочку к матери и в тот же день выехал из Нижнего Новгорода в столицу.

2