Отчий дом

И еще одно ощущение возникло с необыкновенной остротой. Когда он обнимался с Маргариткой и Петенькой, они источали такую неуловимую свежесть молодых побегов, что-то еще хранившее молоко матери, что-то безмерно юное, хрупкое и прекрасное, что он с удовольствием отдался милому воспоминанию.

Петр Николаевич поднял голову. Заря окрасила мелкие перистые облака в золотисто-желтый цвет, и они теперь напоминали косяки уток, летящих на юг…

Он развернул машину и полетел к облакам. Стрелка анероида показывала тысячу метров.

Наступила минута, венчающая долгие искания и надежды. А если «Ньюпор» не выдержит перегрузки и сложит крылья?.. Петр Николаевич не был слишком суеверен, но сейчас он перекрестился. И вся его жизнь промелькнула перед ним необычайной синематографической лентой.

Было жутко. Не хватало воздуха. Сердце стучало гулко и часто. Так в цирке бьют в барабан, когда под куполом исполняют трудный и опасный номер…

Эта мысль обидела его, и он резко закрыл бензин. Сразу стало легче. «Теперь все… Теперь уже отступать некуда, — шептал он. — Час добрый!..»

Любовь чутка и обмануть ее трудно.

Когда Петр ушел, Наденька отвела к соседям детей и птицей понеслась на аэродром. Она весь день простояла за оградой, несказанно волнуясь и не смея пройти к ангарам.

«Он полетит. Он непременно полетит сегодня», — твердила она себе и не уходила. По необычному блеску его глаз, по веселому балагурству с детьми, в котором почуялось ей скрытое волненье, по тому, как дрогнули его губы, когда поцеловал он ее, поняла Наденька, что наступил решительный день.

«Он сделает сегодня мертвую петлю!..» У Наденьки подкашивались ноги, больно стучало в висках. Были мгновенья, когда она хотела побежать к ангарам, повиснуть на шее у Петра и молить его не делать петли, мертвой петли…

Она крепко сдавила горло руками, точно боролась с криком, который готов был вырваться, и стояла не шелохнувшись. Так стояла она весь день, забыв про детей и про все, что окружало ее. Она молилась своими страстными и наивными словами.

Потом взлетел аэроплан. Наденька узнала манеру Петра долго лететь у земли и затем круто взвиваться в небо. Она не обрывала взгляда от маленького черного аэроплана, уходившего все выше и выше.

Багровый закат наливался багрянцем. И вдруг солнце потемнело. Аэроплан камнем ринулся вниз. Наденька глядела широко раскрытыми, безумными глазами…

Набегала земля, качаясь и дрожа. Стонали расчалки. Свистел воздух, рассекаемый машиной. Петр Николаевич следил за высотой. Девятьсот… Семьсот пятьдесят… Шестьсот… Нестеров начал выравнивать аэроплан и, когда он стал переходить горизонт, открыл бензин.

Мотор затрещал весело и гулко, напрягая все свои семьдесят лошадиных сил. «Ньюпор» полез в небо, показывая свое светло-голубое брюхо, словно встав на дыбы, и вдруг лег на спину над огромной шестисотметровой пропастью…

Левая рука Петра Николаевича была все время на бензиновом кране. Мгновенья, которые он висел вниз головой, показались слишком долгими. Перед глазами стояло небо — то голубое, то алое от пылающего заката…

Где же земля? Почему не видно земли?..

Он чуть больше потянул за ручку и наконец увидел землю, вдвойне теперь милую и добрую, в робких тенях зачинавшихся сумерек, в синем вечернем дыму…

Вон купола Киево-Печерской Лавры, прямой, как стрела, Бибиковский бульвар, высокие кручи над Днепром…

Это продолжалось десять секунд. Петр Николаевич выключил бензин и начал планировать к ангарам. Как легко и радостно было ему сейчас! «Мертвая петля» стала живою. Первая мертвая петля. И как хорошо, что она ожила в русском небе!..

Вдруг Петру Николаевичу пришла мысль, что петлю не заметили. Он хотел повторить ее. Но большая толпа у ангаров рассеяла его сомнения…

Еще работал мотор после посадки аэроплана и винт на малых оборотах ворковал добродушно и устало, а Нелидов, Миша Передков и Есипов вскочили на крылья «Ньюпора», целовали и мяли в объятьях Петра Николаевича.

Толпа людей окружила аэроплан.

— Ура Нестерову! Ура витязю русского неба! — кричал старенький ротный врач Морозов, бегая вокруг аэроплана и не зная, как добраться до Нестерова.

— Браво, Петр Николаевич!

— Слава герою!

Толпа неистовствовала — кричала, хлопала в ладоши, смеялась и плакала от волненья.

— Ну что вы так… Что вы… — бормотал Петр Николаевич, потрясенный, счастливый и смущенный.

Комиссар Всероссийского общества воздухоплавания Орлов тут же, на аэродроме, составил протокол. Командир отряда Есипов, Миша Передков и другие летчики поставили свои подписи.

Потом коллективно писали телеграмму в Петербург.

— Я предлагаю начать так: «Открыта новая эра в завоевании воздушного океана».

— Громко. Надо проще, — сказал Петр Николаевич и покраснел.

— Ничего не громко! — не отступал Морозов.

— Доктор прав. Мертвая петля и впрямь открывает новую эру в авиации, — проговорил Орлов.

— С вас бы сейчас картину писать: «Запорожцы пишут письмо турецкому султану»! — сказал Передков возбужденно. — Пишите, как предлагает доктор — и баста!

— Нет, нет! — запротестовал Петр Николаевич. — Никаких «эр», «завоеваний» и прочих украшений!..