Бабушка с Наташей собирались уже выехать из Алатыря в Никудышевку, когда совершенно неожиданно приехал старший внук, Наташин брат, Петр Павлович Кудышев.
Больше двух лет он уже не появлялся в родных палестинах. Он вообще как-то отщепился от родной семьи. Писать ленился, на письма не отвечал и никакого притяжения к отчему дому не обнаруживал…
И вдруг, когда о нем отвыкли и думать, прикатил.
Не узнали его.
Подъехал к крыльцу извозчик: в пролетке — высокий и статный господин в военной форме. Удивленно рассматривает дом, точно не узнает или ищет. Старик Фома Алексеевич увидал это в окно и пошел доложить бабушке:
— Ваше сиятельство! К нам прибыли вроде как офицер.
— Ну, поди встреть! Спроси, что ему угодно. Наташа! К нам кто-то приехал.
Звонок. Тихий разговор с Фомой Алексеичем в передней. Наташа выглянула туда через щелочку приоткрытой двери: не узнала! Какой-то молодой, красивый, в военной форме… Посмотрелась в зеркало, поправила прическу и вышла.
— Вам кого угодно? — смущенно спросила Наташа, краснея под нахальным взглядом молодого офицера.
— Наталию Павловну Пенхержевскую!
— Петя?!
— Ну да! Я!
Наташа даже не поцеловалась с братом, а, радостно смеясь, закричала в дверь:
— Бабуся! Петр… Петя приехал!.. Почему ты в военной форме? Тебя положительно не узнаешь!
Наташа не без смущения поцеловалась с братом. Точно и не брат с сестрой, а просто хорошие знакомые. Как откормленная утка, выплыла бабушка и вытаращила глаза:
— Что такое?!
Бабушка, как мы знаем, недолюбливала этого внука, называвшего ее когда-то и «бегемотом», и «крокодилом». Но тут все было позабыто и прощено. Бабушка даже заплакала от волнения.
Конечно, отъезд был временно отменен по случаю этого исключительного события.
— Вы меня не узнали, а я наш дом не узнал. Что вы, какую-то чучелу гороховую сделали?
— Почему чучелу? — обиженно спросила бабушка.
— Да уж очень дико раскрасили…
— Ты лучше объясни, почему ты в военной форме? — спрашивали бабушка и Наташа, разглядывая военного красавца.
— Тебе очень идет военная форма… Но почему?
— Я бросил университет. Сейчас отбываю воинскую повинность, а затем буду служить царю и отечеству: в военную академию хочу…
Одет франтовато. Все на нем в обтяжку, блестит, скрипит, бренчит. Голова острижена бобриком. Усики стрелками. Позванивают шпоры на лаковых сапогах:
— Я в конной артиллерии…
И бабушка, и Наташа не наглядятся на родовитого красавца с таким румянцем загара на щеках, что лицо кажется сделанным из старой слоновой кости.
— Знаешь, Петя, на кого ты похож?.. На Вронского из «Анны Карениной»!
Петр Павлович приятно ухмыльнулся и подтвердил:
— Представь: то же самое мне говорили уже три девицы… А кстати, Людочка Тыркина замужем, конечно?
— Нет. Почему ты этим интересуешься?
Петр Павлович не ответил. Только встал и, ходя, начал напевать:
Оборвал и вспомнил об отце с матерью:
— Ну, а что слышно о милых родителях? Папа все революционно воркует?
Дали ему письмо Леночки. Показали фотографии, присланные из Архангельска.
Прочитал письмо и произнес:
— Десять тысяч тяпнули! Это недурственно!..
Бабушка с Наташей не догадались, что это восклицание Петра Павловича относилось к тому месту письма, где сообщалось о продаже портрета одного из предков, а может быть, не придали этому никакого значения, между тем в тоне восклицания весьма явственно слышалась и зависть, и рождение внезапного озарения:
— Это не-дур-ственно…
В тот же вечер потащил Наташу к Тыркиным. Там появление военного красавца произвело потрясающее впечатление. Когда-то Людочка была влюблена в Петра Павловича, да и он как будто бы таял от ее прелестей. Эти прелести теперь были в полном расцвете. Не то кустодиевская купчиха, не то малявинская баба!..[565] Оба с восхищенным изумлением поглядывали друг на друга, Людочка вспыхивала зарницами, и пышная грудь ее напоминала землетрясение…
Да и немудрено: конный артиллерист прямо простреливал бедную Людочку своими упорными взглядами в одну, а вернее сказать — в две точки, отчего Людочка испытывала такое чувство, словно качалась на качелях, и даже покрывалась сыростью от трепетной взволнованности. Налицо имелись все признаки «роковой встречи»…
Что касается купца Тыркина и его законной супруги, Степаниды Герасимовны, так сразу было видно, что с их стороны никаких препятствий не имеется, а совсем напротив.
— Вот вы, Наталья Павловна, свое счастье в жизни нашли, а наша Людочка все еще ищет…
— Ну, уж это оставьте, пожалуйста! Ничего я не ищу. И счастье не ищут. Оно само приходит…
И тут томный взор на гостя… А тот вполне согласен и кивает головой.
— Именно само приходит! Бывают удивительные случаи в жизни… Принеси-ка, мать, винца французского!.. Мы по случаю встречи с Петром Павлычем выпьем! Да там никак и финь-шампань[566] есть… Тоже прихвати! Так, так… Так хочешь царю и отечеству послужить? Одобряю. Ты из себя очень видный, представительный — тебе бы в гусары или в какую кавалергардию определиться…
— Там денег надо много…
— Ну, что деньги? Деньги — дело наживное… Женишься, в приданое получишь…