От тёмного истока

— Ладно! Ждите здесь, — сказал я и с жалостью посмотрел на босые ножки женщин с трогательно поджатыми от холода пальчиками. Люция проследила мой взгляд и сказала:

— Не переживайте за нас, господин агент. Если нужно будет, мы пойдём босиком по битому стеклу, лишь бы только уйти от владычества отца. Идите и скорее возвращайтесь со своим другом.

Как же она похожа на мою Анну, вдруг подумалось мне. Только волосы длиннее, светлые и вьются… И бледная такая, в отличие от чуть смугловатой юной испаночки.

Я резко отвернулся и зашагал к дежурке. Вокруг было тихо, только лесные птицы продолжали насвистывать утренние песни. Ни лая, ни рычания собак слышно не было. Деволюмизировавшись, я прошёл на центральный пост охраны. И вправду, только лишь один охранник сидел за мониторами и вёл переговоры по рации. Точнее, кричал в микрофон передатчика:

— Третий! Третий! Ответьте первому! Третий! Что?! Не слышу! Третий, отвечай внятно, чтоб тебя!..

Я не стал отвлекать его от работы, подошёл к висящему на стене шкафчику с ключами, просветил его «общим рентгеном», нашёл ключ от десятой камеры, в которой, как я помнил, содержался Рихтер, тихонько забрал его, просунув руку сквозь дверцу и деволюмизировав, затем всё так же бесплотным спустился в подвал, вернул себе плотность и осторожно отпер замок железной двери. Рихтер всё так же сидел, привязанный к стулу. Меловый круг у его ног, частично стёртый мною при предыдущем визите, был подновлён и местами нарисован заново. Однако специальный агент явно чувствовал себя лучше. Он был в полном и достаточно ясном сознании — когда я открыл дверь, он вскинул голову и устремил на меня яростный багряный взор. Но тут же ярость в его глазах сменилась удивлением:

— Опять ты! Кто ты такой? Это ты стёр круг вчера и исчез! Что это значит? Колеблющийся залесьевский холуй? Поверь, мы можем тебе заплатить гораздо больше, чем даёт твой хозяин, и быть может, заодно от вечного проклятия тебя спасём!

Я предостерегающе поднял руку.

— Тише, Рихтер. Я агент Организации Малинов Андрей, — как жаль, подумал я, что нет у меня на руках удостоверения. — Я пришёл за вами. Вы ведь специальный агент Кримсон Рихтер, я прав?

Ещё большее удивление засветилось в красных глазах привязанного.

— Откуда ты знаешь? Я же ничего им не говорил… Малинов… — и вдруг его глаза чуть расширились. — Я помню!.. Мальчишка Малинов!.. Сефирос ругал мальчишку Малинова, новенького… Осенью… Так это вы… Вас, значит, прислали? Но почему вас? Вы новенький… Где опергруппа? Уходите! Уходите немедленно отсюда! Опергруппу! Опергруппу вызывайте!

— Вызвана уже, — отвечал я, развязывая верёвки, стягивавшие тело агента. — Уходить будем вместе. Вы передвигаться сами сможете? Нам ещё двух женщин надо будет из долины вывезти. Граф сейчас в отлучке, как и почти все охранники его, и собаки. Они меня ищут, точнее, Анну, графскую дочь. Я её, ну… можно сказать, похитил и спрятал на четыреста семидесятом пункте. Нам бы только автомашину раздобыть, и мы через наименее охраняемый пост уйдём.

— Ха! — изумлённо выдохнул Рихтер. — Да вы не так просты, Малинов! Недаром Сефирос усы всё топорщил, когда о вас рассказывал. Хорошая работа! Так значит, наверху никого нет?

— Только один дежурный.

— Отлично! Малинов, нам очень крупно повезло, что вы вчера стёрли круг, хотя и не знали, насколько это важно. Я так понимаю, Сефирос не сказал вам, кто я? Нет? Неудивительно. Я вампир. Точнее, полувампир. Дампир, как сейчас принято говорить…

— Да я давно уже заподозрил что-то в этом роде, — прервал я старшего коллегу. — Бледность ваша, глаза… Круг этот, ампулы на опорном пункте… Непонятно только, почему ни Сефирос, ни Зиновьев — знаете такого — не сообщили сразу нормально, кто вы такой.

— Отчасти перекрёстная конспирация, — пожав плечами, ответил Рихтер. — Отчасти боязнь, что вы полезете меня спасать — хотя этот запрет вы с успехом нарушили уже — и наткнётесь на меня в тот неподходящий момент, когда я буду голоден до крови и не смогу себя контролировать. Я и сейчас голоден, страшно голоден, но благодаря тому, что вы на некоторое время избавили меня от обессиливающего колдовского круга, я пока ещё способен на самоконтроль. Но двигаться, и тем паче принимать иные формы я не смогу, пока не утолю свою жажду. Вам нужно будет заманить сюда охранника…

Вот вам и плоды бессмысленной системы перекрёстной конспирации, позаимствованной, видимо, боссами Организации у самых махровых спецслужб середины ХХ века. Всякий раз чувствуешь, как будто на тебе ставят опыт… Внезапно я вспомнил, чей же благообразный портрет я видел на стене кабинета Зиновьева — это был академик Павлов. Тот самый, с собакой. В школьном кабинете биологии у нас висел точно такой же. Одновременно я осознал, что загадка портрета всё это время занозой сидела у меня в мозгу — и я даже испытал некоторое облегчение, как идиотски бы это ни звучало, учитывая текущие обстоятельства. А была и ещё одна заноза — но пока я никак не мог понять, какая.