От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»

Они спустились по широкой лестнице на первый этаж и заглянули в вычислительную. Там шли занятия, а около серого корпуса ЛИАНТО сидели на корточках трое операторов и рылись в машине.[40] Рядом в аудитории шли экзамены. Несколько первокурсников с мужественными лицами подпирали стену, заложив руки за спину.

— Удачи и спокойной плазмы, — сказал им Коля, проходя.

Первокурсники заулыбались и снова стали смотреть перед собой.

— Никогда больше не сдавать экзаменов, — сказал Коля. — Никогда больше не трепетать.

Они свернули и вошли в огромный тренировочный зал. Посреди зала сверкало четырехметровое коромысло на толстой кубовой станине — центробежная установка. Коромысло вращалось, и кабинки на его концах, оттянутые центробежной силой, лежали почти горизонтально. В кабинках сидели курсанты, но их не было видно, потому что в кабинках не было окошек. Наблюдение за курсантами велось изнутри станины с помощью системы зеркал. У стены на шведской скамеечке сидели четверо курсантов в смешных костюмах для перегрузок. Все четверо, задрав головы, следили за проносящимися кабинками.

— Четырехкратная перегрузка, — сказал Жилин, глядя на кабинки.

— Пятикратная, — сказал Ермаков.

Четверо курсантов посмотрели на них и снова задрали головы. Каждый понедельник курсанты по два часа крутились в этих кабинках, приучаясь к перегрузкам. Каждый понедельник все пять лет надо было сидеть и терпеть, широкие ремни впивались в обрюзгшее тело, лицо обвисало, и трудно было открыть глаза — так тяжелели веки. И нужно было решать какие-то малоинтересные задачки или составлять стандартные подпрограммы для вычислителя. Это было ужасно трудно, хотя задачи были совсем простые, а программы были известны еще с первого курса. Некоторые курсанты выдерживали восьмикратные перегрузки, некоторые не выдерживали даже тройных, и их переводили на факультет дистанционного управления. Это называлось «попасть к девочкам».

Коромысло стало вращаться медленнее, остановилось, и кабинки повисли вертикально. Из одной вылез худощавый парень и остановился, придерживаясь за раскрытую дверь. Его покачивало. Парень из другой кабинки вывалился и сразу сел, упираясь руками в пол.

— К девочкам, — вполголоса сказал Ермаков.

Курсанты, поджидавшие своей очереди, вскочили.

— Ни черта, — сказал парень сипло и поднялся. — Не беспокойтесь, ребята.

Он страшно зашевелил лицом, разминая затекшие мускулы.

— Ни черта, — повторил он.

— Полноват, — сказал Коля. Жилин кивнул. Полные плохо переносили перегрузки. Жилин потерял шесть кило, прежде чем стал выдерживать пятикратные перегрузки. Вначале ему было нехорошо, хотя в прошлом он был глубоководником и обладал нечеловеческой силой.

— Похудеет, — сказал Жилин. — Захочет, так похудеет.

В станине открылся люк, оттуда вылез инструктор в белом халате и отобрал у курсантов листки с записями.

— Давайте, Гургенидзе и Саблин, — сказал он. Он бегло просмотрел листки. — Можете идти. У вас зачет.

— Ну, здорово, — сказал полный. — И у меня тоже?

Он сразу стал лучше выглядеть.

— И у вас тоже, — сказал инструктор.

Полный парень вдруг звучно икнул. Все засмеялись, и он очень смутился.

— А ведь сегодня понедельник, — сказал Ермаков Жилину.

— Может, прокатимся напоследок? На восьмикратной, а?

Жилин молча взял Колю за плечо и выволок в коридор. Они вышли в сад и уселись на ближайшей скамейке.

— Теперь, — сказал Коля, — давай думать, что делать дальше.

— Ехать на аэродром, — сказал Жилин.

— Это ясно, — сказал Коля нетерпеливо. — Что кроме?

— Пообедать, — сказал Жилин.

Коля посмотрел на него. Жилин сидел неподвижно, расставив ноги и уперев руки в колени. Он был спокоен, безмятежен и надежен, как гранитный валун. Жилину было тридцать лет. До Школы он командовал отрядом батискафов океанологической станции на Кунашире. Жилин был женат, его жена работала сейчас в одной из планетографических экспедиций в системе Юпитера.

— Видишь ли, Иван, — сказал Коля очень осторожно. — Вот что я имею в виду… Что, если нам лететь в Москву не сегодня, а…

— Так, — сказал Жилин. — А в чем дело?

— Видишь ли, Иван Федорович. Есть у меня одно незавершенное дело.

Жилин повернул голову и посмотрел на Колю. Он посмотрел очень пристально, а потом стал смотреть в сторону спортплощадки, где сквозь кусты мелькали красные майки и загорелые ноги.

— Слушай меня, Ермаков, — сказал он тяжеловесно. — Сейчас мы пойдем на обсерваторию, потом пообедаем, потом простимся с Виктором Владимировичем, с Ангелиной Ивановной, с товарищем Ши…

Это были преподаватели и инструкторы.

— Но мы уже простились с ними позавчера.

— Когда это?

— Позавчера, на выпускном вечере.

— На выпускном вечере, — сказал Жилин, — ты занимался танцами с этой перевязанной коленкой.

— Ну и что из этого, — сказал Коля. — А ты просидел весь вечер в буфете.

— Итак, простившись с Виктором Владимировичем, с Ангелиной…

— Ясно, — сказал Коля. — Что дальше?

— Дальше мы поедем на аэродром и, — Жилин посмотрел на часы, — в двадцать два ноль-ноль будем в Москве. Вопросы есть?

Коля вздохнул: он очень не любил прощаний.

— Тогда хоть пошли сначала пообедаем, — сказал он.