От рук художества своего

— Я, граф, к тебе с предложением пришел: хочу, чтоб ты в ваятельном художестве с меня конный статуй сделал. Кого другого искать заместо тебя не буду. Хочу, чтоб именно ты сие сотворил. Согласишься — славно будет. А нет, так я об этой затее и болеть больше не буду. Дело не сомнительное, обдумай, чтоб не скоро спешить. А я, пожалуй, тем временем еще выпью малость!

Растрелли возликовал. Вот удача-то, боже мой! — думал он. Заказ по душе, деньги появятся, сам царь просит. Как по маслу должно пойти. Вспыхнув от радости, скульптор старался ничем не выдать своих чувств, сдерживался.

Лицо достопочтенного мастера осталось невозмутимым.

Он был зрел, сметлив, опытен и знал хорошо: при заказчике нельзя прыгать от счастья, а тем более громогласно выражать свои восторги. Спугнуть птичку — она порхнет, и поминай как звали, только руками и лови ветерок от ее легкого задка.

Нет, с заказчиком политес нужен, нахмуриться, показать, как тебе трудно живется, сколько мучений стоит художество. (А это и в самом деле так.) С заказчиком, тем паче привередливым, плошать невозможно никак!

Петр сидел за столом, словно к чему-то прислушиваясь.

Таким его художник еще не видел и смотрел на него с изумленным любопытством. Этот человек всегда вызывал у скульптора интерес как модель, требующая выяснения понятий. От Растрелли не укрылось, что Петр разительно переменился, в его облике как-то явственно проступили смятение, неуверенность, горечь.

Так бывает, когда несешь свой крест на земле, занят делами, заботами, все спешишь, кидаешься во все стороны и вдруг — внезапная остановка. Начинаешь оглядываться и думать: а в чем дело-то, зачем бога гневлю?

Тогда, в час их знакомства, Петр поразил Растрелли бешеной жаждой жить, ненасытным стремленьем к новизне, просвещенью неученой Руси. Это он открыл скульптору возможность работать, осуществить то, что лежало в папках в виде набросков, планов, почеркушек. Это он протянул ему руку в трудную минуту.

Скульптор твердо решил сделать Петру конную статую" какой еще никто не видел, весь свет удивится!

Растрелли смотрел на царя и видел перед собой монарха и омраченного горем отца. Одно удовольствие лепить такую голову. Это и не голова вовсе, а сенат с отдельными кабинетами. "А у меня одна камора с одной бедной мыслью. Но я могу взять любую идею, облечь ее в плоть и форму".

Всей своей жизнью художник пытается доказать, что искусство это то высшее, при помощи чего можно выжить. Художество оказывает на жизнь счастливое влияние, оно руководится своими тайными законами.

Сидел в мастерской скульптора царь и досадовал на себя, на горькую свою судьбу. Он мог бы жить в свое удовольствие, заниматься своим частным делом, подобно другим государям, как отец его Алексей Михайлович… А теперь он взнуздал все двенадцать миллионов душ в своей державе, всех посадил на цепь, для всех завел новые порядки. Он был для них тираном, гонителем, ожесточившейся железной метлой, что хотела вымести из России все враждебное, ненавистное, отжившее. И что же вышло? Родной сын на него поднялся. Дожили, получили вспоможение от наследничка. Он один весь род людской обесчестил своим злым умыслом. Позор такой только кровью можно смыть. Все рушится, все!

Царь горько и тяжело раздумывал:

"Кто, кто оценит мое рвение, мою любовь к отечеству? Может быть, только граф Растрелли в своем конном статуе покажет, что я такое и кто таков. Никогда не требовал я, чтоб особливо почитали меня. Никогда! Памятью моей станут ли пренебрегать? Сие горько. Прежде скульпторы тщились создать образец идеального монарха. Пусть граф сделает персону решительного характера…"

Скульптор граф Растрелли чувствовал себя легким, способным на многое художество. Радовалась в нем счастливая душа, и счастливое тело радовалось. И радость их состояла в том, что поступать они могут так, как пожелают. Растрелли был царь в своем деле — он мог, к примеру, свободно сделать из мухи слона, и все, кто стал бы сие лицезреть, вынуждены были бы признать: да, вовсе это не муха, а самый натуральный слон, таких в Индии — пруд пруди. И в России парочка есть.

Растрелли думал теперь о конном статуе. "Сидящий на коне патрет!" — сказал царь. О необходимых материалах, о том, кого ему привлечь для работы. Перво-наперво нужно снять форму с головы и лица государя. Позировать он не любит, больше четверти часа не выносит. Скульптор вспомнил, как он намучился, когда делал с царя этюд. Петр вертел головой, вскакивал, ненадолго усаживался и поминутно спрашивал, раздражаясь от нетерпения и досады:

— Ну, сколько ж ты меня будешь изводить?