От первых проталин до первой грозы

— Сходи к Марье, Васиной матери. Скажи, что Елизавета Александровна её просит сейчас же прийти. Если Вася дома, пусть тоже придёт. Скажи — я очень прошу.

Все мы продолжали сидеть за книгами, но ничего не учили. Да и Лизиха не требовала. Она сидела за столом, облокотив голову на руку, и будто никого из нас не замечала.

Не знаю, сколько времени длилось это мучительное ожидание.

Несколько раз Лизиха даже вставала и выходила в переднюю, послушать не идут ли. Слушала, снова устало садилась в своё кресло.

Наконец послышались шаги. Пришли. В комнату вошёл Коля и следом за ним худая немолодая женщина в поношенном пальто и в платочке.

Она не вошла в комнату, а остановилась в дверях и низко поклонилась Елизавете Александровне.

— Здравствуй, Марья! — сказала бабка Лизиха, вставая навстречу, Проходи, проходи сюда!

— Благодарствуйте. Я и тут постою, — ответила женщина.

Бабка Лизиха подошла к ней и положила руку на плечо.

— Виновата я перед тобой, Марья! — сказала она дрогнувшим голосом. Перед тобой и перед Васей. Не брал он денег, зря мы все на него подумали.

— Зачем все? — тихо ответила Марья. — Мы не думали, мы знаем, что он не вор.

— Грех попутал, уж ты прости! — И она поцеловала Марью в щёку.

— Что ж, бог простит, — ответила та. — Конечно, уж очень тяжко, уж очень прискорбно тогда было! Вася чуть руки на себя не наложил. Э, да чего зря вспоминать! — добавила она.

— Да, да, что об этом вспоминать! — подхватила Лизиха. — Правильно говорится: кто старое помянет, тому глаз вон. А что же Васенька-то с тобой не пришёл? Прикажи ему, чтобы завтра же приходил утром. Скажи: бабушка Елизавета Александровна его ждёт, о нём очень соскучилась.

— Нет уж, благодарим вас, — сухо ответила Марья. — К чему ему сюда идти после такого сраму…

— Да ведь всё же выяснилось! — перебила её Елизавета Александровна. Никто про него и не думает плохо.

— Это верно, — так же сухо ответила женщина. — Только ходить ему на учёбу будто и не к чему. Он уж в переплётную ходит, книги переплетать обучается. Ну и пусть. Всё-таки к делу привыкает, да и копейка в дом.

— Слушай, Марья, — сказала ей Елизавета Александровна, — посуди сама: разве дело, чтобы Васенька так недоучкой и остался? Денег нет, так я же его как учила бесплатно, так и буду учить. Всё по-старому так и останется.

— Нет уж. Мы премного вам благодарны, — отвечала тем же деревянным голосом женщина, — а в обученье его не отдам. Хорошо, что тогда в острог не посадили. Слава богу, цел, невредим Много вами, сударыня, довольны.

— Ну, как знаешь, — сухо ответила Елизавета Александровна, отходя в сторону. — Я же хотела Васеньке помочь.

— Много вами довольны, — повторила женщина Обе замолчали. Елизавета Александровна не знала, что ещё сказать.

— Можно идти мне? — спросила Марья.

— Ступай, если хочешь, — пожала плечами Елизавета Александровна. — Я тебя не держу. Женщина вышла в переднюю.

— Стой, стой! — закричала ей вслед Елизавета Александровна. — Если Васенька всё-таки надумает учиться, пусть когда хочет приходит. Я ему всегда рада. Да постой же ты!

Марья опять появилась в дверях.

Елизавета Александровна встала, подошла к буфету и достала из него горсть леденцов — тех самых, которыми всегда потчевала Митеньку.

— Вот, — сказала она, протягивая женщине конфеты, — передай от меня Васеньке.

— Премного вам благодарны, — поклонилась женщина, не двигаясь с места.

— Бери, бери, не стесняйся! Не тебе даю, а Васеньке.

— Не извольте беспокоиться. Он у нас к сластям не привычен, ещё зубы разболятся.

Обе женщины стояли друг против друга, не двигаясь с места.

— Позвольте мне пойти? — опять спросила Марья. — А то старик у меня один дома. Я ведь только на минутку к вам, как сами наказывали.

И не дождавшись ответа, Марья потихоньку вышла в переднюю. Ушла.

Елизавета Александровна постояла, потом резко повернулась к буфету и швырнула на полку леденцы.

— Хамка, тварь неблагодарная! — раздражённо фыркнула она в пустую переднюю. Оттуда никто ей не ответил.

НЕОТЛОЖНЫЕ ДЕЛА

Наконец-то настали долгожданные зимние каникулы. Как только нас отпустили из школы на праздники, Серёжа в тот же день уехал к своей маме в Москву. А мы с увлечением занялись подготовкой к ёлке. По вечерам мы с мамой доставали со шкафа из передней запылённые картонные коробки из-под старых шляп, стирали сырой тряпкой с них пыль и открывали крышки.

Из коробок весело выглядывал какой-то особый мир — мир праздников. Тускло поблёскивали перепутанные между собой серебряные и золотые нити «дождя», ёлочной канители. Будто сказочные расписные яблоки, лежали укутанные в вату разноцветные стеклянные шары.

А как хороши были ватные зайчики, белки, мишки!.. Как празднично сверкали усыпанные блёстками звёзды! И всё это было забрызгано жёлтыми застывшими капельками воска от свечей. И вся вата, как снег в лесу, усыпана сухой еловой хвоей.