Признаюсь, я тоже немножко огорчился. Что, если и вправду противный попка все яблоки оборвёт?
Пришёл из больницы Михалыч. Мама сразу же повела его в сад. Попугай трудился уже на втором дереве. Первое было окончательно обработано.
- Мда-а-а! - многозначительно протянул Михалыч. - Теперь понятно, почему эта проклятая старушонка так спешила его поскорее мне всучить.
- А ты ещё пятнадцать рублей ей за него приплатил! - не без ехидства добавила мама.
- Ах, оставь, пожалуйста, эти пятнадцать рублей! Я бы охотно ей и ещё приплатил, чтобы она этого чёрта назад забрала.
- Ну что ж, это дело, - встрепенулась мама. - Я сейчас схожу к ямщику Дагаеву и найму его. Пусть завтра же утром отвезёт эту милую птичку обратно…
До вечера попугай обобрал ещё две яблони. Но, когда начало темнеть, он спустился вниз и сам залез в свою клетку.
Этого мама только и ждала. Она заперла дверцу и торжественно принесла пленника домой.
Ночь он проспал спокойно, даже не подозревая того, какое путешествие его вновь ожидает.
Но едва забрезжил рассвет, попочка бодро проснулся и на весь дом заявил, что пора вставать и нести его в сад. Мама встала, встала и тётка Дарья, и они вдвоём отнесли клетку с попугаем к Дагаеву. А тот отвёз баловника к его прежним владельцам.
С попугаем мама послала и записку, в которой благодарила за подарок, но уверяла, что у нас слишком мала квартира, чтобы мы имели возможность забавляться такой милой птичкой.
Внизу мама приписала: «Клетку тоже возвращаем в целости и сохранности».
На следующее утро мама сходила к Дагаеву и спросила, нет ли ответа, не просили ли чего-нибудь передать.
- Нет! - отвечал возница. - Сама барыня, как увидела, что я птицу ей в дом несу, так расстроилась, так расстроилась, что даже и говорить со мной не захотела…
Вот и увезли у меня мой подарок, моего озорного попочку. А мне, признаться, всё-таки было жалко с ним расставаться.
СЕРЕЖА ПРИЕХАЛ
Незаметно бежало лето. В начале августа приехал из Москвы Серёжа. Я даже сразу не узнал его, так он загорел и возмужал.
Серёжа приехал весёлый, рассказывал, как ловил рыбу, как поймал сам двух лещей. Один здоровенный такой, еле-еле в ведро уместился.
Я тоже рассказал ему, как поймал сачком щуку, как собираю бабочек и жуков. Но к моей коллекции Серёжа отнёсся вполне равнодушно.
- Охота была разных мушек, таракашек ловить! - небрежно сказал он.
И вот ведь что удивительно: только сказал он это, и все мои бабочки и жучки мне самому показались такими ничтожными!
Зато Серёжа с большим интересом слушал историю с мотоциклетом.
- Эх, жаль меня здесь не было! Я бы его обязательно наладил, - сказал он.
Я охотно поверил, что уж Серёжа наверное бы наладил мотоциклет и его не пришлось бы, как мама говорит, продать за гроши.
Про попугая Серёжа сказал очень коротко:
- Охота была столько возиться. Стукнуть разок по головке - сразу бы богу душу отдал.
Потом Серело рассказал мне самое важное и интересное. В деревне, где его мама снимала дачу, жил один знакомый охотник. И он дал Серёже несколько раз выстрелить из настоящего ружья.
- Но ведь оно как в плечо отдаст, так с ног и слетишь, - сказал я.
- Глупости! - ответил Серёжа. - Отдаёт, конечно, здорово. Нужно крепче на ногах стоять, тогда и не слетишь. Я даже грача застрелил, - небрежно добавил он. - Тот действительно, как тряпка, с дерева слетел.
После этих рассказов я почувствовал, что пропасть, разделявшая нас, раздвинулась ещё больше и Серёжа в своём превосходстве стал для меня почти так же недосягаем, как Кока Соколов.
Даже сам Михалыч одобрил рассказы Серёжи о том, что тот стрелял из настоящего ружья.
- Молодчина! - сказал он и, немного помолчав, таинственно добавил: - Ну да, я тоже кое-что для вас приготовил, скоро привезут.
Вот тут сразу исчезло всё различие между «взрослым» Серёжей и мной. Мы оба бросились к Михалычу, умоляя не мучить и рассказать, что именно должны для нас привезти. Но Михалыч, как всегда, только посмеивался и ничего не хотел сказать. Ужасная у него была эта манера. Уж лучше бы и не начинал говорить, если сказать не хочет. Однако ничего не поделаешь - приходилось ждать.
В первые же дни после приезда Серёжи мы с ним сбегали и на реку половить пескарей, и в ближайший лесок за грибами. Только грибами Серёжа мало интересовался. Зато он мне в лесу показал такое, от чего я сразу даже опомниться не мог. Только мы пришли на поляну, Серёжа сел на пенёк и вдруг, совсем как Михалыч, сказал:
- Ну что ж, дружище, покурим, пожалуй?
Я думал, что это он так, понарошку. Раньше мы с ним сорвём, бывало, одуванчик, расщепим конец стебля на четыре части, возьмём в рот и начнём приговаривать: «Бабка, бабка, завей кудри, бабка, бабка, завей кудри!» Потом вынем стебелёк изо рта, а четыре кончика и правда в колечки завились. Чем дольше приговариваешь, тем круче завьются.
Это у нас и называлось «покурить».
Но на этот раз Серёжа никаких одуванчиков рвать не стал. Он полез в карман и вытащил оттуда коробочку настоящих папирос и спички.
Я с изумлением смотрел, что же будет дальше. А Серёжа преспокойно взял папиросу в рот, зажёг спичку и закурил.