От первых проталин до первой грозы

Я слушал его слова, как сладчайшую музыку. Слушал и вдруг подумал: "А вот если бы не я, а Серёжа застрелил вальдшнепа, я, конечно, очень бы ему позавидовал, позавидовал, но вслух ни за что не признался. А он прямо это сказал, ничуть не скрывая. Молодец Серёжа! Он всё может прямо сказать, а я не могу. Почему это?"

Стрелять дроздов ни Серёже, ни мне больше не хотелось, да их больше и не было - все разлетелись.

Мы побродили немного по саду и пошли домой.

Какое впечатление произвела моя дичь на маму и на Михалыча, даже трудно рассказать! Мама просто никак не могла этому поверить и всё спрашивала:

- Неужели правда ты его сам застрелил? - И, обращаясь к Серёже, ещё раз спрашивала: - Он правду говорит, не выдумывает?

А Михалыч тут же надел очки, внимательно осмотрел вальдшнепа, нашёл свежую ранку от пули и таким образом удостоверился, что я его действительно застрелил, а не подобрал где-то дохлого. Потом Михалыч встал со своего места, подошёл ко мне, протянул руку и, пожав мою, торжественно сказал:

- Жму руку настоящему охотнику! - И ещё добавил: - Поздравляю вас "с полем", уважаемый коллега!

Я тоже крепко пожал ему руку. Да, в эту минуту я действительно чувствовал себя настоящим охотником, а кроме того, ещё и самым счастливым человеком на всём белом свете.

ОПЯТЬ ШКОЛА, ОПЯТЬ ЗУБРЁЖКА

Как не хотелось после такого радостного воскресного дня с самого утра тащиться в школу, приниматься зубрить арифметику, молитвы, хрестоматию и списывать с книги длинные упражнения!

На улице солнышко, жёлтые, ещё не совсем облетевшие деревья, листва под ногами, весёлое, будто весной, чириканье воробьев. А здесь, в комнате, только общий крик, зубрёжка, подзатыльники бабки Лизихи. И мучительное ожидание, когда же наконец стрелки стенных часов покажут долгожданное времядва часа. К тому же в понедельник время обычно тянется как-то особенно медленно.

Я сидел за отдельным столиком, поглядывал в окно и зубрил бесконечную таблицу умножения на

пять и на шесть. Все числа путались, никак не удавалось их запомнить, особенно ежели наряду с этими скучными "пятью шесть, пятью семь, пятью восемь..." , вдруг в памяти ярко-ярко вспыхивает облетелый ; ореховый куст над овражком, бурая опавшая листва под ним и среди этой листвы - красавец долгоносик. Только вспомнишь об этом, и все "пятью пять" сразу куда-то исчезнут, будто их совсем и не бывало. Пока я, сидя за отдельным столиком, безнадёжно пытался вызубрить таблицу умножения, за большим столом шли другие занятия. Елизавета Александровна объясняла сразу нескольким ученикам правила десятичных дробей. В чём заключались эти правила, я ещё не понимал. Но зато отлично понимал, что из-за них уже несколько ребят стоят "столбом", а двое даже на коленях.

В этот день бабка Лизиха была сильно не в духе. Её линейка то и дело звонко шлёпала по спинам то одного, то другого нерадивого ученика. Линейка успешно делала своё дело - перепуганный ученик совсем сбивался с толку и забывал даже то, что раньше

твёрдо знал.

Я уже хорошо заметил, что Лизиха, когда бывала не в духе, обычно выбирала в качестве жертвы кого-нибудь одного из ребят, над ним и начинала "мудровать". На этот раз она особенно прицепилась к Васе Комарову. Это был угрюмый мальчик, всегда какой-то нелюдимый, замкнутый. Его мать была прачка,, стирала у Елизаветы Александровны бельё. А за это Лизиха учила Васю бесплатно.

- Ты что ж, совсем учиться не хочешь? Становись на колени! - орала Лизиха, хватая Васю за плечо и пригибая к полу.

Он всё так же молча стал на колени.

- Ты пойми: твоя мать целый день стирает, целый день спину гнёт. А ты, мерзавец, не ценишь этого, учиться не хочешь! Ну да я из тебя дурь-то выбью! Отвечай: как разделить на десять?

Вася молчал, исподлобья поглядывая на страшную старуху, наклонившуюся прямо над ним.

_ Не хочешь отвечать? Я тебя спрашиваю: не хочешь?

_ Я не понимаю,- угрюмо ответил Вася.

_ Не понимаешь, тогда и учиться нечего, нечего на шее у матери висеть, обжирать её! Не понимаешь - в дворники иди.

Стоя на коленях, мальчик изо всех сил сдерживался, чтобы не заплакать.

- Ты чего мне рожи-то корчишь?!-закричала па него Елизавета Александровна.

Вася не выдержал, уткнулся лицом в книжку и зарыдал.

- Притворяйся больше, сирота казанская!..- цыкнула на него бабка Лизиха и принялась за других ребят.- Николай, отвечай!

Черноглазый бедовый Коля вскочил с места и начал быстро отвечать правила деления.

- Не тараторь! - оборвала его Лизиха.- Говори потише. Ничего не поймёшь. Коля стал говорить медленнее.

- Ты что еле-еле тянешь, умираешь, что ли? Не знаешь - так и скажи. Стань столбом!

Коля злобно сверкнул глазами, хотел что-то ответить, но сдержался и молча встал.

- Митенька, ну ты-то хоть знаешь?

- .Знаю, Елизавета Александровна.

- Ну, порадуй хоть ты меня.

Митя, не вставая с места, начал отвечать довольно бойко и уверенно.

Елизавета Александровна слушала, одобрительно кивая головой.