От первого до последнего слова

– Потому что мне важно то, что вы скажете Чермаку!.. Я не могу и не хочу втягивать его в неприятности. Я слишком многим ему обязана.

Глебов посмотрел на нее и не понял, искренне она говорит или пытается его запутать.

– Уверяю вас, Ярославу ничего не угрожает, – сказал он неторопливо. – Даже в том случае, если выяснится, что вы регулярно отправляли на тот свет всех авторов издательства «Чело», непосредственно к Чермаку это не имеет никакого отношения!

– Вы… шутите, Михаил Алексеевич?

– Пытаюсь.

И они помолчали.

Подбежал официант, якобы с целью поменять салфетки. Глебов его прогнал.

– Не дадут нам здесь поговорить, – тоскливо сказала Светлана. – Зря мы сюда пришли.

– Давайте попробуем, – предложил Глебов. – Ну, хотя бы начнем!..

– Здесь документы, – и она показал на свою папку. – Все, что мне удалось собрать за то время, что я была замужем за этим человеком. Их не слишком много, но все они очень любопытные. Вы… посмотрите их?

Глебов перестал ковырять вилкой салат, посмотрел сначала на папку, а потом на нее.

– Сейчас точно не буду. Вы мне лучше своими словами изложите. Чтобы я хотя бы приблизительно понимал, какого рода это документы и зачем вы их собирали.

Она исподлобья посмотрела на Глебова, и он не выдержал ее взгляда, уткнул глаза в салат. Ничего интересного в салате не было – какие-то листья, желтые зернышки кукурузы, черные кружочки маслин и, кажется, майонез.

Чтобы не смотреть на нее, он пересчитал зернышки. Их оказалось восемь.

Очень красивая женщина. Даже не просто красивая, а как-то по-журнальному, по-голливудски, неправдоподобно красивая. У нее были черные волосы до плеч, постриженные неровными прядями, разлетавшимися в разные стороны – очень сексуально. По крайней мере, Глебову так казалось. И еще очень темные глаза, наверное, именно про такие романс «Очи черные»! Лет шестьсот назад ее сожгли бы на костре только за эти глаза, вызывающие порчу и повышенное сердцебиение у простых людей. Еще у нее были длинные пальцы и одно-единственное кольцо с темным топазом в очень простой оправе. Насколько Глебов мог оценить, – а он знал толк в таких вещах! – кольцо это стоило целое состояние. Она носила только черное и белое – черные пиджаки и белые рубашки, и это очень ей шло.

Она работала у Чермака десять лет, следовательно, сейчас ей тридцать пять или тридцать шесть. Глебов посмотрел ее личное дело, где не было ни слова о муже Грицуке, зато была дата рождения. Когда-то она училась в престижнейшем институте, куда брали только своих, да, кажется, и сейчас берут только их! Она говорила по-английски и по-китайски, поступила в аспирантуру, но как раз десять лет назад из нее ушла. Хотелось бы знать, почему? И еще – почему так долго она довольствуется ролью секретарши, пусть и в очень крупном и процветающем издательстве? С ее образованием и внешностью давно можно было возглавлять представительство большой иностранной фирмы или, на худой конец, таблоид, где печатают фотографии знаменитостей. Она отлично смотрелась бы на сцене, в цветах и огнях, провозглашающая тост за десятилетие своего журнала!..

– Михаил Алексеевич, вы меня слышите?

– Слышу, – сказал Глебов и оторвался от созерцания салата. – Вы говорили что-то про документы, которые собирали всю жизнь.

– Я вышла замуж не по собственной воле, – отчеканила она. – Мой муж был человеком… страшным, Михаил Алексеевич. Я поняла, что смогу отделаться от него, только если соберу какие-то сведения о нем, которыми смогу его шантажировать.

Глебов ничего не понял:

– Шантажировать?!

Она опять посмотрела исподлобья, и он опять не выдержал, заморгал, повел глазами, чувствуя себя ужасно.

Нет, когда-то с ведьмами умели обращаться правильно. На костер, и дело с концом!..

– Да, Михаил Алексеевич. Если бы у меня было достаточно сведений о его жизни и я могла бы припугнуть его, что отнесу их в прокуратуру или хотя бы Чермаку, он отпустил бы меня.

– Послушайте, – начал адвокат Глебов, – вы говорите глупости, неужели вы сами не понимаете?! Какой-то шантаж, сведения, прокуратура!.. И все это для того, чтобы избавиться от мужа?!

– Да.

– Вы перепутали времена, дорогая, – сказал Глебов твердо. – Это в Вероне мужей травили и подсыпали им яд в суп! В Средние века это было. Нынче так никто не делает. Нынче идут в загс и разводятся. Или вы католичка?

– Я не католичка. Но я вышла замуж по принуждению, и этот человек, мой муж, поломал мне всю жизнь. Всю!..

Ее пальцы сжались на скатерти в остренький кулачок, и темным огнем полыхнул камень на побелевшем от напряжения суставе.

Глебову вдруг стало страшно.

Куда я лезу?.. Зачем?.. Еще не поздно отступить! Вон дверь, вон моя машина – путь свободен. Я выйду отсюда и заставлю себя обо всем позабыть, в том числе и о письме, пришедшем по электронной почте! Пусть эта ведьма разбирается со своей жизнью сама. Не в Вероне же мы, в самом-то деле!..

– Вам когда-нибудь кто-нибудь ломал жизнь?

– Светлан, простите меня, но я ничего не понимаю из того, что вы говорите.