–
Никто из нас не произнес ни слова.
А я беззвучно произнесла:
И он прошептал в ответ своими бледно-розовыми губами:
Послышался очередной вздох, но он показался даже более умиротворенным.
– Я не глухая. Я умею читать по губам. По вашим губам.
Я не
–
Он уперся кончиком языка в щеку изнутри. Потом он открыл рот:
–
– Мы готовы на все, что угодно, ради того, чтобы все получилось,
Уставившись друг на друга, мы с Иваном пробормотали: «Угу».
Жить с мыслью о том, что ты
Не то чтобы я была готова пожалеть о своем обещании, но…
Проклятье.
Все когда-нибудь должно закончиться.
– Снова!
– Снова!
–
– Нет!
Если бы я не услышала слова «снова» никогда в жизни, я была бы счастлива. Абсолютно, блин, счастлива. Потому что начинать снова и снова то, что казалось эскизом – на самом деле это не было эскизом, но казалось им, – было для меня гигантской занозой в заднице.
Главным образом потому, что я делала это именно с Иваном. С Иваном, который, как я понимала, был раздражен не меньше, чем я.
Это продолжалось до тех пор, пока тренер Ли, закинув голову и глядя в потолок, со вздохом не произнесла других слов:
– Ладно, на сегодня достаточно. Полчаса назад вы перестали набирать скорость, а ваша слаженность стала немного лучше. Сейчас мы попусту теряем время. Так ничего хорошего не получится. – Она бросила на нас обоих полный осуждения взгляд, словно не понимая, почему мы выдохлись.
Я уже отвыкла от этого. От этого истощающего адского труда, которым не занималась с тех пор, как четыре года назад впервые начала кататься в паре с Куском Дерьма.
Черт бы меня побрал.
Несмотря на ледяную ванну, которую я принимала каждый вечер всю прошлую неделю, все равно все болело. Ребра. Весь живот. Плечи. Запястья. Четырехглавые мышцы. Спина.
Единственным, что у меня не болело, была моя задница, и только потому, что мои ягодицы не отвыкли от падений. К тому же одна из них всегда была не так чувствительна, как другая. Я была почти уверена, что потеряла чувствительность в ней, когда в былые времена пыталась отрабатывать свой 3Л – тройной лутц.
Я летала по льду на заднице по сто раз в день, скользя коленями, бедрами… всем. Просто нужно было время, я понимала это, чтобы снова привыкнуть. Во всяком случае, я очень надеялась на это. По этой причине юные девушки уходили из фигурного катания, еще не достигнув совершеннолетия. По мере взросления способность их тела восстанавливаться с каждым годом требовала все больше и больше времени, и то, что в двадцать шесть лет у меня было больше увечий, чем у женщины вдвое старше меня, не способствовало успеху.
Потирая переносицу кончиками пальцев, тренер Ли со вздохом тихо произнесла:
– Давайте кое-что разберем до дневной тренировки, пока у нас еще есть время.
Была ли она в плохом настроении или…
– Встретимся в офисе в три часа дня, – окликнула нас тренер Ли, тяжело вздыхая от безысходности, и, развернувшись, пошла прочь.
Да, такого я не ожидала.
То есть я не думала, что тренировка прошла
Поведение Ивана не изменилось, и мое тоже. Мы не разговаривали друг с другом, если только одновременно не общались с тренером Ли. Мы не возражали, когда она давала нам указания или когда один из нас на что-то указывал другому…
Я изо всех сил старалась держать рот на замке, и, держу пари, у Ивана это тоже отнимало не меньше сил.
Но у нас получалось. Потому что должно было получиться.
Поэтому и потому, что тренер больше не оставляла нас одних.
– Ну что же, – пробормотала я себе под нос, потирая бедренную кость ладонью, чтобы облегчить боль после того, как несколько раз сделала бильман[12], это элемент, когда ты сильно изгибаешь тело в форме слезы, притягивая пятку ботинка к затылку. Было гораздо легче, когда мне было шестнадцать. Сейчас… это было сложнее, и это была полная лажа.