От Лукова с любовью

Поэтому я перевернулась на колено, пытаясь прислушаться к музыке и понять, где мы, чтобы догнать. Но как только я встала на колено и начала поднимать ногу, на которую я неудачно приземлилась, меня пронзила такая боль, какую я редко испытывала за свою жизнь.

Я открыла рот… и не смогла произнести ни звука.

Я не понимала, что у меня отказали руки до тех пор, пока мое лицо не коснулось льда и рядом со мной не послышались ужасные крики, и следующее, что я поняла, это что кто-то дотрагивается до моего плеча, переворачивая меня на спину. А потом я увидела стоявшего рядом со мной на коленях Ивана с бледным и почему-то в то же время покрасневшим лицом. У него были огромные глаза. Думаю, я запомню их навсегда.

Я не смогла встать. Я не могу подняться.

А моя лодыжка…

– Господи Иисусе, Джесмин, ляг же, твою мать, на спину! – закричал Иван мне в лицо, подсовывая что-то мне под плечи, прижимаясь при этом грудью к моему плечу, когда я с запозданием осознала, что музыка все еще продолжает играть. Мы катались под музыку из фильма «Ван Хельсинг»[37]. Я была очень взволнованна, хотя изображала спокойствие. Я испытала такое облегчение от того, что Иван выбрал именно эту музыку. Я наговорила ему какую-то чепуху насчет нее, но только потому, что всегда вела себя с ним так.

– Не пытайся встать! – снова крикнул мужчина рядом со мной, его голос звучал хрипло, лицо было… безумным.

– Дай я попробую, – сумела пробормотать я. Мне казалось, что мой мозг работает как будто с тридцатисекундной задержкой между мыслью и озвучиванием того, что он на самом деле хочет сказать. Я попыталась перевернуться, я попробовала пошевелить ногой, но боль…

– Прекрати, черт побери, прекрати, – рявкнул он на меня, опуская левую руку мне на коленную чашечку и проводя ею по бедру.

Его рука дрожала. Почему дрожала его рука?

Я не смогла встать. Я не смогла встать.

– Джесмин, ради бога, не пытайся подняться, – закричал Иван, его руки быстро ощупывали мое тело, но я не могла уследить за ними, потому что мне казалось, будто у меня шум в ушах, а боль в лодыжке становилась все сильнее, сильнее, сильнее.

– Я в порядке. Дай мне минутку, – пролепетала я, пытаясь поднять ушибленную ногу, но он удержал меня, больно сжимая бедро.

– Прекрати, Джесмин, прекрати, черт бы тебя побрал, – просил он, держа руку на моем колене. – Нэнси! – позвал кого-то мой партнер, но я не поняла, кого, потому что, как я полагаю, в этот момент в изумлении посмотрела на свою ногу…

Что-то произошло с моей проклятой лодыжкой.

Что-то произошло с моей чертовой лодыжкой.

Нет. Нет, нет, нет, нет, нет.

Я даже не поняла, что открыла рот, но Иван хрипло прошептал мне на ухо:

– Не плачь. Не смей сейчас плакать. Ты слышишь меня? Ты не станешь плакать на льду, на публике. Держись. Держись. Ни одной слезинки, Джесмин. Ни единой слезинки. Ты слышишь меня?

Я втянула воздух, слезы стояли у меня в глазах, все было как в тумане.

Дрожала ли я?

Почему мне казалось, что меня вот-вот вырвет?

– Не смей этого делать, – снова прошипел он, крепче обхватив меня рукой за плечи. – Ты же не хочешь, чтобы все увидели это. Держись, малышка, просто держись…

Я не знаю, что за вздор он нес, или почему он так говорил, но почему-то затаила дыхание. Я едва дышала, когда тренер Ли соскользнула на лед сбоку от меня, и рядом с ней сразу же появились фигура, в которой я узнала Галину, и еще один тренер. Они столпились вокруг меня, окружили меня.

Они задавали вопросы, я пыталась ответить, но слышала, как Иван отвечает вместо меня.

Потому что я не могла дышать. Я не могла говорить. Я не могла плакать.

Я лишь пристально вглядывалась туда, где был мой белый ботинок, едва ли в состоянии что-то разглядеть, и думала, думала, думала, думала.

Это провал.

Это был провал.

Это был гребаный провал.

Глава девятнадцатая

– Чем, по-твоему, ты занимаешься?

Мне не было нужды смотреть в сторону для того, чтобы понять, кто там стоит, когда я, лежа на спине и в 108-й раз наклоняя туловище к коленям, остановилась на полпути. Я бы узнала этот надоедливый, сниcходительный, начальственный тон в тысячной толпе. Только один человек мог так легко разозлить меня, задавая вопрос.

– Занимаюсь своим делом. Единственное, чего ты не умеешь, – пробормотала я, набирая темп в последние минуты, отведенные для тренировки брюшных мышц.

– Джесмин, – снова донесся до меня резкий голос Ивана.

Я не ответила. Делая очередной наклон, я уголком газа увидела, как он закрыл за собой дверь.

Я делала очередной наклон, когда он подошел ко мне, и его большие ноги в ярко-голубых кроссовках остановились в нескольких сантиметрах сбоку от меня.