14, rue Lamblardie,
Paris (12е)
я искренно благодарен Вам за присылку книги. Поверьте также, что юношеская, очень сырая, статья Княжнина[704] о таких же юношеских и сырых моих стихах[705] меня сердечно тронула — особенно в связи с трагической судьбой автора[706].
Но Вы пишете: «пожалейте о нем и почтите как-нибудь его память». Тут — затруднение, и пока что — непреодолимое. Судите сами: не зная ни строки Княжнина, кроме его статьи обо мне, — что я могу написать? Что вот — был человек, которому очень нравились мои стихи? Я уж не говорю о том, как на это «посмотрят» — с этим иногда можно и не считаться. Боюсь, что выйдет хуже: что я ни напиши, как ни напиши — получится при самом объективном взгляде на дело — самореклама, да еще самая бесстыдная: вот, дескать, как любил мои стихи — кто? не просто неведомый юноша, а герой и мученик, убитый большевиками. А раз я ничего сверх этого о Княжнине не знаю — ничего другого не получится. Вот если Вам удастся разыскать книжку стихов Княжнина — тогда дело другое: отнесусь к ней со всем доброжелательством и напишу о своем неведомом друге. Надеюсь, Вы будете добры прислать ее.
«Лучи Солнца» я Вам верну немного спустя: хочу показать кое кому из ростовцев. Им, вероятно, будет приятно увидеть книжку. Между прочим, покажу Т. Г. Берберовой, у которой была гимназия в Нахичевани[707] и которую Вы, вероятно, знаете. Я женат на ее племяннице[708].
Тут есть и участники журнала: С. В. Яблоновский[709] и Сарьян[710], с которыми я иногда встречаюсь. Еще хорошо и давно (лет 20) знаю я Мариэтту Шагинян[711]. Но бедная Мариэтта стала усердной «попутчицей» (в кавычках) и даже, от трудов коммунистических, выстроила себе (весьма буржуазно) собственный домик где-то на Кавказе. Следственно — мы уже с ней не попутчики…
Позвольте еще раз принести Вам благодарность.
Преданный Вам
Весной 1928 года Ходасевич ему написал снова: