Тогда Каин взглянул в суровые глаза отца.
− Сделаешь новый, раз испортил этот, − сказал Адам строго и отошел от двери. - Выбрось это и пошли.
Каин не ожидал такого спокойствия, он был готов даже к очередной словесной пытке, но от ее отсутствия ощутил странную тяжесть в груди. Это было гадко, но он все же подчинился. До стены он дошел молча, также молча съел хлеб, выпил немного воды и посмотрел на отца, севшего точить ножи у стены.
− Говори, что должен, − сказал Адам спокойно, а Каин лишь кивнул и без тени боли или сомнения заговорил:
− Я осквернил стену и должен искупить свою вину трудом и послушанием.
Адам довольно кивнул и молча указал на почти заделанную дыру. Каин просто приступил к работе. Стену он закончил до обеда и потому раньше времени оказался в хижине на коленях пред огнем.
Авель уже не прятался, а спокойно сидел на большой кровати и наблюдал. Мать не отрывалась от своих дел и продолжала что-то шить, а Адам просто сел на лавку и наблюдал.
Каин сам опустился на колени, сложил ладонь и, опустив голову, заговорил:
− Я, Каин, плохой человек и непослушный сын. Я лжец и обманщик. Я никогда не выходил за стену один, никогда не видел водопада и не прикасался к живым чудовищам. Прости меня, господи, ибо я признаю свою вину и искупаю.
Сказав это, Каин замер, ожидая разрешения подняться, но Адам почему-то медлил. Подумав немного, он и вовсе велел Еве накрывать на стол к обеду, поглядывая на неподвижного мальчика у огня. Пламя тем временем утихало, но Каин не двигался, не реагируя ни на запах вкусной еды, которой давно не ел, ни на смех брата. Он закрывал глаза и боялся уже говорить Богу, что он не врал.
Адам позволил семье сесть за стол, только поглядывал на Каина. Тот продолжал стоять на коленях, словно не слышал ничего вокруг.
− Каин, встань и подойди ко мне, − сказал Адам, только когда поел сам.
Каин подчинился. Подойдя к отцу, он кротко взглянул ему в глаза.
− Что ж, я думаю, с тебя довольно наказаний, − сказал мужчина и, положив руку на светлую голову, чуть растрепал мягкие волосы. - Садись за стол, после обеда поможешь мне сшить новый колчан и сделать стрелы. Мы давно не были с тобой в лесу.
Глаза мальчика загорелись на один краткий миг и тут же погасли, словно их накрыла призрачная пелена...
***
− Нет ничего противнее. Ценой его благополучия стал отказ от того, что дорого, − заключил беловолосый и улыбнулся. - Теперь говорите что хотели.
− Это все...
Иван с трудом мог говорить и хмурился, плохо понимая свою мысль, а после выпалил:
− Адам просто жесток.
Собеседник пожал плечами и лукаво улыбнулся.
− Не вижу жестокости, только глупое и явно дикое воспитание. По-настоящему жестоко − плакать и жалеть себя, пока твой муж издевается над ребенком. Как вы думаете, что больнее: порка, обвинения или рыдания любимой матери? Проще поверить, что ты чудовище, чем смириться с тем, что она рыдает из-за тебя.
− Но ведь он не чудовище и не лжец.
− Все относительно, в конце концов, он верил в пушистую бороду водопада и победу над скалой. Выдумка ребенка так же реальна для него, как любая правда.
− Но ведь он не выдумывал все это?! - воскликнул Иван и тут же осекся: − Или... выдумывал?
Иван и сам сглотнул, не понимая, как такое можно выдумать и в то же время не веря, что можно было выжить за той страшной стеной. Не верил тому, что ему открылось, и боялся заявлять, что это ложь.
Бледные губы исказила улыбка. Красные глаза прикрылись, а пальцы скользнули по краю стола, словно проверяли его границу.
− Через пару месяцев они найдут в яме тело крупного трицератопса, − тихим шепотом сообщил рассказчик. − Каин узнает в нем вожака и расплачется. Адам отругает его, назовет шкуру жертвы негодной, но все же срежет часть мяса. И Каин будет есть это мясо, как и все, но только его одного будет страшно тошнить от еды. Он будет не спать ночами, давиться рвотой и молчать, потому что дома говорить ему не с кем.
Иван молча сглотнул, не в силах представить ничего подобного.
− Впрочем, вернемся к тому, с чего начали, − внезапно бодро сообщил рассказчик, − а именно к яблоням.
***
Каин с Авелем сидели на ветке самого высокого дерева в саду и рассматривали долину. Младший крепко держался за ветку двумя руками, но не отводил глаз от большой воды и зелени за стеной.
− Как красиво, − шептал он тихо.
− Не просто красиво, а невероятно, там трава выше отца и вода шумит, как ураган, − едва слышно отвечал Каин, вспоминая свое давнее путешествие.
Но Авель его не слушал. У него был свой восторг.
− А эти гиганты...
Он указал рукой на одного из длинношеев с покатой мордой и тут же вновь уцепился за ветку, будто боялся потерять равновесие.
− Они, правда, постоянно ломают вам лазы?
− Будешь так напрягаться − свалишься, − проговорил Каин уверенно и, став на ветку, выпрямился в полный рост. − И да, это правда. Они самые большие живые существа, которых я видел.
Авель же по-прежнему его не слушал.
− Их так много. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. А вот шестой, а там седьмой. Смотри! Смотри, а вон еще трое и вон малыш с мамой, и там вот еще один. Аж, тринадцать штук отсюда видно.