- А яки ж ты цудоуны, Славичак, - сложив руки, словно перед иконой, говорила девушка, с обожанием глядя на младенца. Дина внимательней рассмотрела девушку. Это была чудесная белорусская сельская красавица. Ничего необыкновенного ни в ее лице, ни фигуре не было, но все в ней являло такую гармонию прелести и девичества, что хотелось смотреть на нее не отрываясь. Ее удивительно синие глаза восхитительно контрастировали с черными, очень тонкими, вьющимися волосами, заплетенными в тугую косу. Сквозь загар человека, много бывающего на солнце, проступал густой здоровый румянец щек, а под расстегнутой на груди гимнастеркой виднелась жемчужной белизны кожа.
- Хочешь такого? - спросила Дина.
Девушка счастливо взглянула на Дину и энергично-радостно кивнула.
- Как зовут-то?
- Лена. Лена Станкевич.
- От кавалеров, наверное, отбоя нет.
- А ну их! - нахмурясь, улыбнулась Лена. - Немашака часу з гэтыми кавалерами займацца.
- А чем же ты так сильно занята?
- Як чым? - подняв брови, удивилась Лена. Она уже стояла на коленях перед ребенком, наклонившись и прижав руки к груди, и глазами неотрывно гладила и ласкала дитя.
- Дазвольце я поцелую Славичыка? - попросила, умоляюще глядя на Дину.
- Поцелуй, - улыбнулась Дина.
Лена чрезвычайно осторожно нагнулась к малышу, дотронулась ладонью до его крошечной ножки и осторожно-осторожно, нежно-нежно поцеловала её. Потом выпрямилась и, как показалось Дине, смахнула слезу.
- Ну, дзякуй вам, - растроганно сказала Лена, - я ведаю, вы - Дина, жонка Павла Васильевича.
Дина кивнула, чуть улыбаясь и с удовольствием глядя на девушку. Она казалась ей чистой и светлой, как лесная криница.
- Хлопцы дужа паважаюць Павла Васильевича, - говорила Лена. - И сумуюць, что ен пайшоу з атрада.
- На повышение, так приказали, - ответила Дина.
Лена промолчала, чуть нахмурясь, но потом улыбнулась ясно.
- До пабачення, Дина. - И быстро пошла к деревне.
А еще минут через тридцать по дороге проскакали четыре всадника. Среди них, с автоматом за спиной, была Лена Станкевич.
Начштаба соединения Пранягин мотался по отрядам, занимаясь созданием бригад, делением отрядов, обучал новоназначенных командиров и начальников штабов отрядов и бригад. А бывало, днями сидел в штабе, занимаясь обобщением поступающих сведений, проработкой боевых операций. Руководство соединения периодически проводило совещания командиров отрядов, на которых обычно обсуждались вопросы боевой подготовки, дисциплины, обеспечения боеприпасами, совместных действий и, в целом, ситуация в области. На одном из таких совещаний Сидорский вдруг заговорил о самом Пранягине. Он похвалил организаторские способности, отметил его роль в организации партизанского движения и личные боевые качества. А потом неожиданно назвал имя Дины. Напомнил о том, что она из буржуазной еврейской семьи. Да, в боевых действиях она проявила себя смелым, решительным бойцом. Но при этом она своенравная, неуправляемая, склонная к анархизму и безответственным высказываниям. Но самое главное - являясь сожительницей, даже женой начальника штаба соединения, она как бы протекционирует мелкобуржуазным настроениям и анархическому поведению многих бойцов еврейской национальности.
Пранягин был ошарашен. Он молчал, не знал, что ответить. Ведь как бы само собой ясно: они - семья. Что еще кому надо? Но тут стали подниматься некоторые командиры и завели ту же волынку, но в более корявом, примитивном изложении. После выступления Сидорского не сочла возможным промолчать и его челядь - комиссар, редактор газеты, чины помельче. Говорили о партии, о тяжелой войне, об интернационализме, о невозможности «быть коммунистом и жить с женщиной из буржуазной семьи».
- Да ладно. Пусть бы только из буржуазной - могла бы отречься и порвать с семьей, - снова заговорил Сидорский. - Но скажите мне, - обратился он к командирам отрядов и соединений, - может ли начальник штаба видного, известного в Москве партизанского соединения жить с еврейской женщиной?