От экватора до полюса

Каждый раз, если я проезжал на автобусе мимо почты и не выходил, девочки всегда приветствовали меня, махая руками. Мне было приятно видеть их радостные лица, и я улыбался им в ответ и тоже махал рукой. Если же у меня было время, и я выходил, то мы обязательно находили, о чём поговорить. Девочки рассказывали, как учились в школе, участвовали в дискуссиях, побеждали на конкурсах сочинений, как в день учителя, который празднуется здесь пятого сентября, они награждались призами идеальных учеников и выступали в концерте художественной самодеятельности. Руби пела в хоре, а Лолита исполняла народные танцы.

Они вспоминали, как приходили в младшие классы с жестяными чемоданчиками вместо портфелей и сумок, которые носят сейчас, как во время занятий садились во дворе на землю, скрестив перед собой ноги, клали на колени чемоданчики и использовали их вместо парт.

Иногда, проходя мимо, я видел девочек, сидящих за домом под деревом с учебником в руках. Они готовились к вступительным экзаменам в колледж. Обе хотели стать врачами. Конкурсы в колледж большие — бывает по несколько десятков человек на место. Поступить не так-то легко. Нужно сдать экзамены, по крайней мере, на восемьдесят процентов.

Конкурсы в Индии — дело обычное. Экзамены сдают, начиная с поступления в школу в пятилетнем возрасте, затем — в колледж, в университет, при поступлении на работу, при повышении по службе. Везде пишут письменные работы, отвечают на устные вопросы, получают баллы. Такова система отбора в перенаселённой стране. Так что к экзаменам все привыкли.

Однажды, идя вечером, я не увидел девочек ни на пороге, ни с другой стороны дома. Их отсутствие в тот момент меня сильно расстроило. Я понимал, что с ними ничего не должно было случиться, что, быть может, они просто куда-нибудь ушли. Но именно в тот день я прочитал в местной печати грустную статистику о жизни индийских детей. Мне никак не удавалось освободиться от мыслей о том, что за последние двадцать лет в стране тридцать процентов родившихся детей не дожили до своего совершеннолетия, из двадцати одного миллиона ежегодно рождающихся один миллион умирает в возрасте до одного года, и три миллиона — в возрасте до пяти лет.

Подумать только, каждый третий ребёнок, явившийся на свет в этом году в такой удивительной древней стране, умирает от голода и болезней, так и не выйдя из детского возраста. А сколько детей расстаётся с детством из-за необходимости идти на работу. Всё та же статистика утверждает, что семнадцать процентов детей Индии, то есть одиннадцать миллионов, работают потому, что они сироты или вынуждены работать, чтобы помогать нищенствующим родителям.

С такими тяжёлыми мыслями о том, что могло произойти с моими знакомыми девочками, я удалялся от почты, когда вдруг услыхал, как кто-то меня зовёт:

— Женя! Женя!

Я оглянулся. Руби — это была она — бежала ко мне, и что-то странное было в этом беге. Запыхавшаяся, раскрасневшаяся, она остановилась передо мной, а я всё думал, что же меня так удивило в ней в этот раз. Конечно, меня очень обрадовало, что с нею ничего не случилось, что она такая же, как всегда. Нет, всё-таки не такая. Что-то в ней изменилось. Руби перехватила мой взгляд, опустила глаза и поправила сари на плече. Только теперь я понял, в чём дело. Руби была одета в сари. И я тут же вспомнил, как спросил её несколько дней назад, почему она всегда в брюках и кофточке, что делает её похожей на европейских девушек.

— А разве это плохо? — смутилась Руби.

— Нет, что ты, — ответил я. — Но мне бы очень хотелось увидеть тебя настоящей девочкой Западной Бенгалии в вашей национальной одежде.

— Хорошо, — сказала Руби просто.

И теперь она стояла, покрытая голубым одноцветным сари, ярко подчёркивающим её тёмные большие глаза. Они были явно грустными в этот день.

— Что с тобой. Руби? Что-нибудь случилось? — спросил я. Она всё ещё дышала часто от быстрого бега и, может, поэтому ничего не сказала, а молча протянула мне открытки. Это было нечто вроде аппликаций. На одной, сложенной пополам, были нарисованы красивые цветы, а на внутренней стороне оказался засушенный лист, точнее сеточка его прожилок.

— Какие интересные открытки, Руби, — говорю я с восторгом. — Откуда они?

— Это я сама сделала вам с Элен на память. Завтра я уезжаю на экзамены в Асансол.

Теперь я понял, чем была расстроена Руби и почему она надела сегодня сари. Мы виделись с нею последний раз. Она пришла исполнить своё обещание и оставить память о себе.

Занятый своими мыслями, я совершенно не заметил, что тучи над нами сдвинулись, и только хлынувший внезапно ливень напомнил сразу, что уже давно начался мансунный период, а дожди начинаются без предупреждения. Я раскрыл зонтик, и мы с Руби побежали к ближайшему дому, где я заметил на крыльце два плетёных кресла. Одну руку Руби подала мне, другой подхватила сари, чтобы не намокло. Мы едва успели вскочить на сухое крылечко, когда вокруг нас помчались целые реки воды, смывая листья и веточки, разбросанные, видно, птицами, строившими в этот период свои гнёзда.