От «А» до «Я». Александр Абдулов и Олег Янковский

Вспоминаю в связи с этим разговор еще с одним актером. У него судьба сложилась по-другому: в театре работает очень интересно, в кино снимается много, но все как-то так, в случайных фильмах. Так он сказал: «А мне Гамлетов и не предлагали за всю жизнь, да теперь и не предложат». И я его понимаю. Что же – не сниматься? Если художник может двадцать лет писать этюды и никому их не показывать, то что делать актеру? На кухне играть Гамлета?

Сколько актеров интереснейше работают в театре, а в кино снимаются бог знает в чем. Скольких чудесных актеров кинематограф «открыл», когда им было уже за сорок. А скольких не открыл вообще! Сколько актеров (и особенно актрис), с блеском промелькнув в двух-трех картинах, исчезли бесследно. Имя им – легион.

Почему? Потому что кинематограф актеров использует. Причем не в том даже беда, что использует не в полную силу, а в том, что в основе этого – полнейшая случайность; принимая к постановке сценарий, режиссер, как правило, понятия не имеет, кого он будет снимать (редкое исключение, например, Панфилов, и это величайшее счастье его и одной из моих любимых актрис, Инны Чуриковой, что они нашли друг друга, стали друзьями и единомышленниками в искусстве). При этом еще надо учесть, что кинорежиссеры, как правило, театральных актеров не знают. Отсюда и эти пресловутые «обоймы». А уж коли попал в этот круг, наклеили на тебя ярлык «актер на такие-то роли», вырваться безумно трудно; удается это единицам.

* * *

Я не согласен с тем, что если актер много снимается, то скоро надоедает. Вот Евгений Леонов снимался ежегодно, наверное, в четырех-пяти фильмах, и это далеко не всегда первоклассные картины, – разве он кому-нибудь надоел? Это актер на любую роль и на любого зрителя.

Дело не в том, что актер сегодня много занят. Занят – и прекрасно; счастлив тот актер, который занят. Другое дело – в чем занят? Что он играет? А уж тут опять-таки – что посадили, то и выросло.

Ведь – еще раз повторяю – не играть актер не может, поскольку это его профессия, дело его жизни. И если он играет во всякой дребедени, это вовсе не значит, что в душе он не мечтает о РОЛИ. И если он будет знать, что эта роль его ждет, что ее пишет для НЕГО автор, которому он доверяет, и ставить будет режиссер, которому он доверяет, – да он годами будет ждать этой роли и отказываться от всех других! Как три года отказывался от всех предложений Станислав Любшин, ожидая роли Андрея Рублева (потом, правда, режиссер взял на эту роль другого актера).

* * *

Мне кажется, что сейчас пришло в искусство множество каких-то – извините за резкость – недоучек, творческих недорослей. Такое впечатление, что они не успевали по математике и ринулись в кино в надежде, что здесь полегче. И откуда они взялись такие? Кто их обучал? Режиссер должен иметь что сказать, тогда фильм или спектакль станет трибуной, а не очередным набором избитых истин. Режиссер должен жить своей постановкой, работать на износ. А много ли таких сегодня? Нередко можно увидеть на киностудии в буфете режиссера, который, представьте себе, вышел пить чай, пока актеры репетируют. И еще смехотворно оправдывается: «Не буду же я им мешать!»

Устаешь не от поездок, не от тряски в поездах. Дорога дает возможность думать, читать, на что так мало остается времени дома. Бывает, обдумываешь роль прямо в душном купе. Настраиваешь себя, рвешься работать! Приезжаешь – и оказывается, что ничего этого режиссеру не нужно. Он и к съемкам-то еще не готов. А актер хочет играть, должен играть. Это его профессия.

* * *

Настоящий актер – человек думающий, жаждущий высказаться. И режиссер первый должен ему помочь в этом; и как же противоестественны с этой точки зрения подобные режиссеры. Если актер, одаренный Богом от рождения, не дополнит свой дар точностью профессионального мышления, если ему нечего будет сказать, – талант его заглохнет.

Говорят, что часто актер играет самого себя. А кого же ему еще играть, как не себя! Только себя! Другой вопрос, что нельзя актеру заштамповываться, он должен использовать предлагаемый ему материал, чтобы высказывать все новые и новые свои мысли, делиться свежими впечатлениями. Роль всегда должна быть насыщена живой жизнью, рождена ею.

Иногда соглашаешься на заведомую ерунду, пытаясь вытянуть из роли хоть что-то живое. Если б кто-нибудь знал, сколько болезней зарабатываешь, сколько тратишь сил, лишь бы эту чахлую рольку превратить хоть в какое-то подобие искусства. Надрываешься, тратя себя на преодоление материала, а не на созидание, не на творчество! И происходит это только потому, что нечего, просто нечего больше играть.

* * *