Осужден пожизненно

Гнев Мориса Фрера весь изошел в этой последней вспышке. Он не поехал в тюрьму, как собирался, а свернул на дорогу, ведущую к водопадам. Он уже раскаивался в своих подозрениях. В присутствии капеллана у них дома действительно не было ровно ничего странного. Сильвия всегда относилась к нему благосклонно, а раз он пришел к ней с повинной, то она, конечно, его простила. Не следует делать из мухи слона, – так поступают только кретины. Ее желание освободить Доуза – тоже естественно: все женщины сердобольны. Ему надо было только спокойно сказать ей несколько ничего не значащих фраз о необходимости применения строгих мер, которые некоторым людям, незнакомым с дикими нравами арестантов, могут показаться слишком суровыми, – вот и все. Это произвело бы на нее лучшее впечатление, нежели ругать и крик. К тому же Норт отплывает на «Леди Франклин» и может выполнить свою угрозу и подать формальную жалобу, конечно, если обращаться с ним таким неподобающим образом. А подвергнуть Доуза вновь той же пытке – значит показать Троуку и всей его братии, что «жена коменданта» действовала самовольно, без «разрешения начальства», а этого допускать не следовало. Сейчас он не поедет домой для примирения. Жена через несколько дней отправится в путь на том же корабле, что и Норт, и он останется на острове полновластным господином и будет беспрепятственно применять строгие карательные меры. С такими мыслями он вернулся в тюрьму и сурово осудил бедного Троука за его варварство.

– Миссис Фрер любезно назначила мне встречу у тюрьмы, она известила меня о том, что этот паршивец Доуз лежал на растяжке с семи часов утра.

– Но вы сами так приказали, ваша честь, – ответил Троук.

– Дурак ты эдакий, разве я приказывал тебе держать его девять часов подряд? Ты же мог угробить его, негодяй!

Троук в недоумении почесал затылок.

– Снять с него кандалы и посадить в одиночную камеру в старой тюрьме! Даже если он и отъявленный головорез – это еще не дает тебе повода самоуправствовать, понятно? Так что поостерегитесь, мистер Троук!

На обратном пути он встретил капеллана, который, увидев его, поспешно свернул в сторону.

– Э-гей! – гаркнул Фрер. – Эй, мистер Норт! Норт остановился, и комендант заторопился к нему.

– Послушайте, сэр, я только что наговорил вам дерзостей. Я зверски вам нагрубил. Конечно, это не по-джентльменски. Приношу свои извинения.

Норт молча поклонился и хотел было пройти.

– Простите меня за грубость, – продолжал Фрер. – Я порядком вспыльчив и не люблю когда жена вмешивается в мои дела. Сами знаете, что женщины в этом не разбираются, не понимаю, что это за канальи.

Норт снова отвесил поклон.

– Черт возьми, вы ужасно выглядите! Совсем как привидение, клянусь! Должно быть, я наговорил вам с три короба гадостей. Забудьте и простите меня. Пойдемте к нам, пообедаем.

– Сэр, в вашем доме я больше бывать не стану, – с, казалось бы, чрезмерным волнением проговорил Норт.

Фрер пожал своими широкими плечами и с деланным добродушием протянул ему руку:

– Ну-с, пожмем друг другу руку, пастор. В пути вам придется оказать внимание миссис Фрер, – так не лучше ли нам помириться до вашего отбытия? Дайте мне руку!

– Позвольте пройти, сэр! – воскликнул Норт, покраснев, и, словно не замечая протянутой руки, решительно зашагал прочь.

– Ничего себе характерец у нашего пастора, будь он трижды проклят! – проворчал про себя Фрер. – А впрочем, его дело. Не хочет – не надо Разрази меня гром, если я еще хоть раз приглашу его к себе.

Дома все попытки примириться с женой тоже оказались безуспешными. Сильвия встретила его ледяным молчанием с видом женщины слишком оскорбленной, чтоб проливать слезы.

– Ни слова больше, – сказала она. – Я уезжаю к отцу. Если ты хочешь объяснить свое поведение, объясняйся с ним.

– Ну полно, Сильвия, – продолжал настаивать он, – знаю, что я вел себя отвратительно. Прости меня.

– Просьбы бесполезны, – ответила она. – Я не могу тебя простить. Слишком часто за семь лет я прощала тебя.

Он попытался ее обнять, но она с отвращением вырвалась из его объятий. Он грубо выругал ее и, не желая ссориться дальше, замолчал и насупился. В это время к нему зашел Блант потолковать о корабельных делах, и они принялись за бутылку с ромом. Сильвия удалилась в свою спальню и занялась упаковкой всяких мелочей и платьев (удивительно, как это женщины умеют находить для себя утешение в домашних делах!). А Норт несчастный глупец, не спуская глаз с освещенного окна ее спальни, то разражался проклятьями, то возносил к небу молитвы.

А меж тем невольный виновник всей этой истории Руфус Доуз, находясь в новом месте своего заключения, все удивлялся счастливому случаю, даровавшему ему избавление от пыток, и благословлял нежные руки Сильвии. Он был уверен, что это она заступилась за него и своими кроткими мольбами добилась у страшного изверга облегчения его участи.

– Дай бог ей счастья, – шептал он. – Все эти годы я был несправедлив к ней. Она не знала, как я страдал.