Осужден пожизненно

Глубоко изумленная и задетая столь неожиданной резкостью, Сильвия позволила ему уйти и не проронила ни слова. Она видела, как он прошел через сад, хлопнул калиткой, но она не видела страдания, написанного на его лице, и яростного взмаха его руки, когда, скрывшись из глаз ее, он проклинал себя за то, что так унизил себя перед нею. Она думала о том, как странно он себя вел, и ее беспокойство все возрастало. Немыслимо вообразить, что он был пьян – в этом пороке она меньше всего могла его заподозрить. Очевидно, это были последствия недавней его лихорадки, которая приковала его к постели и, вероятно, еще не прошла. Погрузившись в размышления и догадки, она встревожилась, поняв, как много значит для нее благополучие этого человека.

На следующий день они встретились. Он поклонился и быстро прошел мимо. Это уязвило ее. Неужели она обидела его каким-нибудь неосторожным словом? Она попросила Мориса пригласить капеллана к обеду, и, к ее изумлению, он отказался прийти, сославшись на болезнь. Гордость ее была задета, и она отослала ему обратно все книги и ноты.

Не в силах преодолеть унизительное для нее любопытство, Сильвия поинтересовалась у слуги, передавшего пакет, каков был ответ капеллана.

– Он ничего не сказал – он засмеялся. Засмеялся! Он презирает ее за глупость! Такое поведение недостойно джентльмена. Конечно, ей следует забыть, и как можно скорее, о существовании этого человека. Порешив так, Сильвия стала особенно терпеливой с мужем.

Прошла неделя, а мистер Норт все не появлялся. К несчастью для бедного капеллана, самопожертвование такого рода повлекло за собой иные последствия, которых ему, несомненно, хотелось бы избежать. Возможно, если бы их общение продолжало носить столь же размеренный характер, то новые обстоятельства и новые впечатления стерли бы из памяти этот незначительный эпизод, вернув их отношения в прежнюю колею, и Сильвия, вероятно, никогда бы не узнала, что питает к капеллану какие-то иные чувства, кроме почтения. Но внезапное исчезновение ее задушевного друга раскрыло ей всю пустоту одиночества, на которое она была обречена. Давно уже с горечью она призналась себе, что муж был ей чужим. Его общество не приносило ей радости, и потребность найти чье-либо понимание и сочувствие побудило ее искать утешение на стороне. Она поняла, что любовь Мориса к ней давно уже отпылала: унизительно было признаваться в том, что его любовь была всего-навсего плотской страстью, что она истлела, сгорев в собственном огне. К несчастью, многие женщины приходят к такому же выводу, но у большинства из них находятся какие-то другие утешения. Если бы Сильвия вращалась в фешенебельном обществе, она открыла бы для, себя отдушину в беседах с остроумцами или внимании достойных людей. Если бы судьба забросила ее в город, она могла бы стать одной из тех очаровательнейших женщин, что собирают у себя за ужином цвет мужского интеллекта, предоставляя своему мужу откупоривать бутылки шампанского. Прославленные женщины, покидавшие домашний очаг с тем, чтобы восхищать и потрясать мир своими талантами, почти всегда были несчастливы в семейной жизни. Но бедняжке Сильвии была уготована иная участь. Предоставленная самой себе, она не могла утолить свою боль плодами собственного воображения, в лишь встретив человека намного старше ее, человека, побудившего ее открыть свою душу, человека, общества которого она искала, к совету которого прислушивалась, впервые в жизни она забыла о своих горестях. Впервые в жизни ее душа, подобно цветку, потянулась к солнцу и расцвела под его благотворным влиянием. Когда же это солнце вдруг неожиданно скрылось, ее душе, уже привыкшей к теплу и свету, стало холодно от этого мрака, и она с отчаянием взирала на свое унылое и безнадежное будущее. Словом, она поняла, что общество Норта стало для нее насущно необходимым, лишившись его, она впала в мучительную тоску, и присутствие мужа было слабым для нее утешением.

Пустота жизни казалась ей невыносимой: неделю спустя, после горестных размышлений, она попросила мистера Мориса отправить ее обратно в Хобарт-Таун. – Морис, я не могу больше жить на этом ужасном острове, – сказала она, – Я просто заболеваю. Отпусти меня к отцу, ну хотя бы на несколько месяцев.

Морис согласился. Его супруга действительно выглядела больной, а майор Викерс был старым и к тому же богатым человеком, горячо любившим свою единственную дочь. Морису даже хотелось, чтобы Сильвия навестила отца. Во взаимоотношениях этой четы наступило заметное охлаждение, и Морис, вначале удивившись ее желанию, был даже рад на время остаться один.

– Если хочешь, моя дорогая, ты можешь отправится с «Леди Франклин», на ней же вернешься обратно. Я жду ее со дня на день.