Трофимов рассказывал много – прочитанные книги, просмотренные фильмы, случаи из собственной жизни, которые порой были интереснее любой литературы. Кроме того, он прекрасно пел, и у аудитории вызывали бешеный восторг латиноамериканские песни на испанском языке. Конечно, больше всего нравилась незабвенная «Бесаме мучо».
– И откуда ты испанский язык знаешь? – спрашивали его не раз.
– Так… – отвечал Трофимов. – В школе изучал.
И по его лицу пробегало еле заметное облачко…
– «Очень хочу с вами встретиться и посылаю немного денег, чтобы хоть как-то скрасить вашу жизнь в местах лишения свободы», – под общий хохот завершил Малек чтение письма.
– И что, много прислала? – спросил кто-то.
– Да нет. Скряга попалась, – отвечал Малек, – всего-то на пять пачек сигарет хватило и полкило сахара. Даже фотографии не прислала!
– А у тебя-то и так целая коллекция небось!
Малек важно кивнул и спрятал письмо за пазуху. Фотографий своих «пассий» он не показывал никому…
Раздалась команда к построению на ужин. Зеки бросили свои дела и потянулись в столовую. При мысли о баланде из подгнившего гороха у всех сразу ухудшилось настроение. О том, что никаких изменений в рационе не наступит, все уже знали.
Во время ужина подбитые заводилами «шестерки» громко возмущались вслух качеством и количеством пайки. Что на зоне неблагополучно с продовольствием, начальству было известно, но следовало все равно побухтеть.
Присутствовавший в столовой начальник третьего отряда Саламов ходил между рядов и заглядывал в миски. Он и сам видел, какую дрянь приготовили зекам на ужин.
Когда закончили звенеть ложками и раздалась команда «Стройсь!», Саламов решил заглянуть на кухню.
Трофимов сидел возле теплой плиты и, надев очки с веревочками вместо дужек, читал пожелтевший обрывок газеты, в который жена Карася заворачивала содержимое продуктовых посылок. Увидев начальника отряда, он встал.
– Ну что? О чем поговорить хотел? – заглядывая в бак с реденькими остатками гороховой жижи на самом дне, спросил Саламов.
– Хотел просить вас разрешить организовать команду, всего человек пять-шесть, для ловли рыбы. Больше есть нечего. Смотрите сами, гороха осталось еще дня на три, хлеб с прошлого месяца, позеленел весь от плесени, и три коробки макарон – весь наш энзэ. Это все. Никакого жира, не говоря уже о витаминах.
– Экономнее надо быть, – машинально пробормотал Саламов.
– Нечего уже экономить. Дальше только пустой водой людей кормить. Вот если бы рыбки раздобыть, сразу бы почувствовали приварок. Может быть, вы поговорите с начальником лагеря? Енисей всего в трех километрах. Быстренько обернемся.
– А ловить чем? Сетей нет, лодок нет.
– Толом.
– Ага! – даже рассмеялся Саламов. – Как же! Нашли дураков. Чтобы вам кто позволил толовую шашку в руки взять! Что я, сам себе враг? Под статью себя подводить? Нет, Трофимов, забудь.
– Хорошо, не надо тола, чем угодно будут ловить: бреднем, на леску, рубахами, руками… Зеки на все согласны. Подумайте сами, что будет, если людей не кормить. Санчасть уже переполнена. Скоро самые слабые просто умирать начнут от голода. Уже несколько случаев пеллагры. Цинга на носу.
– Тут не санаторий! – окрысился Саламов. – Много рыбы собираешься наловить в декабре на удочку? Что, в Христы записался, тремя рыбами думаешь всех накормить? Забудь, ты мне этого не говорил, я этого не слышал.
Трофимов нахмурился:
– Гражданин начальник, я вас прошу только поговорить об этом с начальником колонии.
– Да кто я тебе, давалка, что ты меня просишь? – презрительно окинув взглядом сгорбленную фигуру старого зека, возмутился Саламов. – А будешь лезть на рожон, упеку в карцер на неделю. Запомнил? Ну, значит, договорились.
Вернувшись в свой кабинет, Саламов бросил рыбкам крошки белого хлеба.
«Обязательно надо сказать Зинке, чтобы взяла бюллетень, – подумал он. – А Трофимова завтра в карцер…»
В Красноярске бушевала метель.
На крыльце здания краевой прокуратуры лежали снежные барханы. Двое молодых солдатиков внутренних войск жались к небольшому выступу в стене, чтобы хоть как-то спастись от ветра, и прятали в заиндевевших варежках сигареты. Рядом валялись две огромные снежные лопаты.
Как только нежданно-негаданно прибывшие из Москвы посланцы Генпрокуратуры (Меркулов позвонил краевому прокурору и попросил помогать Гордееву с Турецким) уехали ночевать в гостиницу, старший помощник прокурора края принялся дозваниваться начальнику Кыштымской колонии. Весть о том, что из Москвы приехали люди («А зачем приехали? Чего привезли?»), мигом облетела все заинтересованные инстанции. Вечный уездный страх перед всемогущим московским начальством вызвал у слуг краевой Фемиды самые дикие фантазии. Одни говорили, что это наезд на главу краевой прокуратуры и что его снимут в считанные дни. Другие утверждали, что подкоп из Москвы ведется под самого губернатора, а инспекция в Кыштым – фиговый листок для идиотов, не умеющих разглядеть истинного назначения вещей. Да еще и так ловко замаскировали – неизвестно зачем прислали вместе с помощником заместителя генпрокурора какого-то адвоката. Небось, чтобы вконец запутать!