А тут еще мои приступы паранойи… Пока я не прошел таможню и не направился к окну регистрации, меня не оставляло ощущение, будто за мной наблюдают из толпы. Знал, что это бред, внушал себе, что никто не может за мной следить, потому как никто не знает, что я лечу в Лондон, кроме Михайловых, Меркулова (но даже они не знали, каким рейсом я решил лететь) и Лены. Даже попытался применить аутотренинг: мысленно сорок раз проговорить про себя, что «вокруг меня – прозрачный яйцеобразный купол, защищающий меня от всех и делающий меня невидимым для окружающих…». И прочее в том же духе. Раньше иногда помогало расслабиться и снять стресс, но теперь не сработало. Наверное, я слишком нервничал перед полетом и не мог сконцентрироваться.
– Ты что, ждешь кого-то? – не выдержала Лена.
– Нет, а что?
– Ты все время оглядываешься.
Наконец объявили посадку. Лена проводила меня до таможенной стойки и помахала рукой через стеклянную перегородку, когда я уже оказался на той стороне.
Медленно поднимаясь по трапу самолета в числе последних пассажиров, я разглядывал всех, кто шел впереди меня, пытаясь вычленить из толпы свой вероятный хвост, но ничего подозрительного не заметил. Половину пассажиров рейса составляли иностранцы, их я в число подозреваемых не включал. Граждан с детьми я тоже сразу отмел, пожилых – соответственно тоже. Особое внимание обратил только на одиноких пассажиров в возрасте от двадцати пяти до пятидесяти, но таких набиралось больше десятка, и сделать ставку на кого-то одного оказалось трудной задачей.
Гипотетически мой хвост (если он вообще был) должен был занять место по крайней мере в одном со мной салоне самолета. Когда все разместились на своих местах, я специально повертелся во все стороны, привставая со своего кресла и вытягивая шею. Вид у меня при этом, должно быть, был такой, словно из моего сиденья торчало шило, так что я в конце концов привлек своими прыжками внимание стюардессы. Она подошла и мило поинтересовалась, все ли у меня в порядке и, если мне не нравится это место, не хочу ли я пересесть на любое свободное? Славная девушка… Зато я убедился, что самым подозрительным типом если не во всем самолете, то уж в этом салоне точно был я!
Перелет ничем особым не запомнился. Пообедав, выпив пива (замечательный английский «стаут») и чашку крепчайшего кофе, я откинул спинку сиденья и славно проспал до самого Лондона. Накануне в поезде отдохнуть не удалось, а перед встречей следовало взбодриться.
Бело-голубой финэйровский «боинг» приземлился в Хитроу точно по расписанию. Температура за бортом – плюс три, штормовой ветер с мокрым снегом. Судя по несчастным мокрым лицам аборигенов, с которыми я столкнулся сразу за дверями аэропорта, сегодняшняя погода жителям туманного Альбиона казалась почти стихийным бедствием, что называется, собаку за порог не выгонишь. Я же с удовольствием вдохнул сырой воздух, поймал губами густые снежные хлопья. Было в погоде что-то наше, раздольное, пушкинское («Метель», вальс Свиридова, кибитка с бубенцами)…
Стоянка такси размещалась под навесом здания аэропорта, но задувавший под навес сквозной ветер делал этот кров условным и практически непригодным. И очередь за «кебами» стояла не чрезмерная, а, как шутил наш классик, «человек полтораста». (Преувеличиваю, на порядок меньше!) Зато продвигалась она с чисто британской неторопливостью. А вот зонта я, разумеется, в общей нервной спешке в дорогу не захватил, ведь, когда выезжал, в Москве стояла на удивление сухая погода. Теперь, стоя в луже под порывами ветра с мокрым снегом, я думал, что без зонтика в Англии никак не обойтись.
Пока очередь неторопливо двигалась, стихия буйствовала. Обзор пейзажа был затруднен то ли сгустившимся от сырости туманом, то ли плотной завесой снега с дождем, а может, тем и другим совокупно. Излюбленная погода всех английских романистов, специализирующихся на детективах! Одинокий замок (вилла, усадьба), кучка заблудших странников, внезапный снегопад. Обрываются провода, отключается телефон, вырубается электричество, и с исчезновением цивилизации злые силы вырываются на свободу, как джинн из бутылки… М-да, совершенно непонятный русскому человеку страх перед стихией и хаосом!
Доставшимся мне «кебом» управлял водитель карибских кровей, уроженец Ямайки, если судить по темной бороде-эспаньолке и прическе сосульками, поверх которой красовалась растянутая до невозможности вязаная пестрая шапка.
– Крайстчерч, – сказал я, по московской привычке наклонившись к машине и заглядывая в переднее окно.
Темнокожий британец кивнул.
Усевшись на заднее сиденье, я наклонился вперед.
– Пожалуйста, по дороге в Крайстчерч остановитесь возле любого магазина, где я мог бы купить зонт, – попросил водителя по-английски.
Водитель, не оборачиваясь, кивнул огромной пестро-полосатой шапкой, натянутой на гриву «сосулек», и, выруливая со стоянки, врубил на всю катушку музыку. Разумеется, рэгги: отца и бога всех ямайцев – Боба Марли.
– Не мешает? – крикнул он, стараясь перекрыть долби-стерео.