Это открытие было не таким уж тривиальным. В Индонезии бабочки этого вида обитали в лесах Ириан Джайи. Но из-за своей красоты они стали желанной добычей коллекционеров; кроме того, их местообитание подверглось значительному антропогенному воздействию — оба фактора привели к резкому падению численности вида, ставшего из-за своей редкости вожделенной добычей. Есть опасения, что несколько видов находятся под угрозой исчезновения, и теперь они объявлены охраняемыми. Но здесь, на южной оконечности Кай-Бесара, они остались в изобилии, не замеченные коллекционерами. Уоллес был бы очень обрадован, увидев их здесь: он считал эту бабочку «одним из самых великолепных насекомых во всем мире». Он вспоминал, как первая такая бабочка попалась в его сачок: «Дрожа от волнения, я смотрел, как подлетает эта красавица, и не мог поверить, что мне удалось поймать такое чудо, пока не вынул ее из сачка и, застыв от восторга, принялся разглядывать бархатно-черные с ярко-зеленым рисунком крылья, в размахе достигающие более двадцати сантиметров, золотистое тельце и малиновую грудку. Правда, я видывал таких бабочек в лондонских коллекциях, но поймать ее самому — совсем другое дело; держать эту драгоценность, сверкающую в молчаливом сумраке леса, живую и свежую, в своих руках, чувствовать, как она трепещет, пытаясь вырваться, — какое наслаждение!»
Не ошибся ли Буди, думал я, не слишком ли это хорошо, чтобы быть правдой? Я так часто читал, что природный мир Индонезии очень сильно пострадал и что места обитания эндемичных видов навсегда разрушены… Но сейчас, в первом же месте, куда мы причалили на Кай-Бесаре, мы обнаружили множество редких насекомых и большое количество птиц. Может быть, так будет и дальше? Или нам просто случайно повезло? Крайне маловероятно, что специалисты-биологи ошиблись, и мы будем повсюду находить нетронутый рай. Но краткая экскурсия Буди на берег положила конец нашим сомнениям, не тратим ли мы напрасно время в поисках утерянного рая, описанного Уоллесом.
Стало понятно, что, по крайней мере, в некоторых удаленных уголках Моллукского архипелага природный мир в значительной степени сохранился в первозданном состоянии.
Бабочка-птицекрыл
Мы направились на север вдоль берега, и страницы книги Уоллеса оживали перед нашими глазами. Известняковые, палево-желтые скалы отвесно поднимались из воды вдоль береговой линии. Маленькими островками у их подножия лежали обвалившиеся в воду глыбы.
Условия здесь были столь благоприятными, что растения росли всюду — даже за прибрежные обломки скал цеплялись корнями деревца, увитые лианами и другими вьющимися побегами. Первые 15–25 километров, проходя вдоль берега, мы не встретили на берегу никаких поселений, и старались идти как можно ближе к берегу, чтобы Буди мог рассматривать в бинокль вершины деревьев в поисках птиц, а остальные — наслаждаться их пением. Мы отчетливо слышали крики майны — еще одной разновидности ярко-синего зимородка — и наблюдали, как кружит в небе большая скопа. Мы видели, как этот хищник бросился в воду и вытащил такую большую рыбу, что с трудом донес ее, сжав когтями, до облюбованного им дерева, медленно, пологими кругами набирая высоту.
Мы обнаружили немногочисленные следы человеческой деятельности. Иногда на фоне темно-зеленого коренного леса виднелись светло-зеленые заплатки плантаций маниоки. Несколько раз мы замечали поднимающиеся из леса столбы бледно-серого дыма — местные жители жгли костры или зачищали участки под огороды. Уже далеко за полдень мы увидели следующую деревню, и хотя она лежала всего в 50 метрах от берега, все дома были сориентированы в противоположную от моря сторону. Дома стояли на низком земляном уступе, вверх вела лестница из каменных ступеней. На берегу лежали три небольших каноэ, каждое не более чем на двух человек, а за домами, на склонах холмов, расстилалась большая плантация маниоки. «Земледельцы, — сказал Буди, — не моряки».
Пройдя еще 15 километров вдоль берега, мы бросили якорь и встали на ночную стоянку у следующей деревни, но решили переночевать на борту — место нам не понравилось: повсюду грязь и разруха. Нас не очень обрадовал вид подплывающих к нам на каноэ неопрятно одетых юношей, явно желавших разузнать, кто мы такие. Здешняя деревня, видимо, имела более интенсивное сообщение с внешним миром, чем место нашей предыдущей ночевки, — об этом свидетельствовала пестрая одежда, явно купленная по дешевке на каком-нибудь городском рынке, и пачки сигарет, также прибывшие сюда, очевидно, издалека. Но это, несомненно, была деревня моряков — на берегу лежало множество лодок, из которых не менее двух десятков вышло в море, едва стемнело. В каждой лодке помещался только один гребец, и все они отправлялись на обычное место ночной ловли рыбы, в район коралловых рифов. Вскоре длинная цепочка фонарей-молний, отражаясь в черной воде, протянулась мористее нашей лодки на расстоянии не более километра.