Остров живых

– Это все из-за лекции, – немного виновато говорит он, помолчав. – Так-то я язык на привязи держу.

Немного неловкую паузу нарушает просунувшийся в палату врач по прозвищу Бурш:

– Вот приполз змий и говорит… И говорит змий, что коллегу уже ждут внизу. Целая толпа веселеньких водолазов.

– Ну, Николаич, до скорого! До встречи, Дима! Честь имею, товарищ майор!

Жмем друг другу руки.

Когда уже спускаемся по лестнице, Бурш вполголоса дополняет:

– Вы заметили, что вашему командиру показан диализ?

– Ну не скажу, что заметил, но ХПН, боюсь, имеет место.

– Имеет. К сожалению. И это еще одна причина ввязаться вашей компании в очистку госпиталя…

– А что с пациентом скандальным? – спрашиваю просто, чтоб не молчать.

– Да нормально все будет. Если он сам с большого ума чего еще не напортачит. Моих ладоней – шесть процентов получилось, если Нины – то семь процентов[17]. Пустяки. Но плохо, что он себя знатоком считает – приглядывать придется.

Было бы смешно, не будь так грустно. Пациенты подчас такое выкидывают – в кошмаре ночном не увидишь.

Пятилетняя девчонка садилась на горшок, оступилась и упала на отрытую спираль рефлектора-обогревателя. Платьице синтетическое от раскаленной спирали вспыхнуло – особо тяжелые ожоги, потому как еще и прилипло намертво. Тяжелейшие обширные ожоги…

Лежала у нас в клинике.

Мамаше добрая душа посоветовала клин клином выбить.

Мамаша по совету принесла украдкой сухой лед и, когда медсестра свалила из палаты, обложила сухим льдом дочку. Потом этот редкий случай – ожоги с обморожениями – студентам показывали…

Водолазы и впрямь веселые, помытые и отдохнувшие.

Все никак не привыкну к кронштадтским расстояниям: уже через несколько минут мы на пристани. В Питере-то, куда бы ни ехал, все час выходит. А с пробками и вообще уму нерастяжимо.

Катер, или как называется эта штука, сразу производит впечатление сильной рабочей лошадки с краном и лебедками. Присоединяемся к тем, кто уже на борту, и отваливаем. Мне кажется, что вся эта публика тоже водолазы. Во всяком случае, они хорошо знакомы друг с другом.

Надо бы поспать, но не успею – до Ораниенбаума близенько. Так близенько, что во время войны флот из Кронштадта прикрыл щитом огня держащиеся буквально зубами за свои позиции наши части. Атаковать под снарядами с кораблей для немцев оказалось крайне неприятно – взрывы танки опрокидывали, а уж пехота от взрывной волны калечилась совсем немилосердно… Попытки расквасить Балтфлот бойкими авианалетами провалились. Финский залив мелкий. Даже поврежденный «Марат», например, просто сел на грунт и работал как стационарная батарея. А потери люфтваффе вышли совсем неприемлемыми.

Образовался Ораниенбаумский плацдарм, который так и был ножом в немецких позициях все время блокады. Очертания его точно показывали действительную дальность корабельных орудий. Когда сматывали блокаду, именно из-за наступления отсюда немцы вынуждены были откатиться дальше, чем думали, иначе попали бы в котел не в Курляндии, а гораздо раньше.

Только тут дворцы остались в первозданном виде, во всех остальных пригородах они были разграблены немцами и разрушены. Последним, отступая, они подпалили дворец в Павловске, до этого он был только разграблен. Дворцы в Пушкине, Ропше, Петергофе, Стрельне уже были уничтожены. А предметы из дворцов потом долго находили и в немецких обозах, и в самом рейхе.

Много разговора о Янтарной комнате, которая, похоже, сгорела в Кенигсберге, когда за полгода до нашего штурма авиация союзников по своей привычке выжгла жилой центр города. Но Янтарная комната не самое ценное, что погибло. Просто о ней принято было писать. На зубы попала. Украденные сокровища искусства куда были дороже.

И курьез – разгромленные дворцы восстановили, и даже Янтарную комнату воссоздали, наглядно показав, что наши мастера могут невозможное, а вот дворцы в Рамбове теперь достаточно скромно выглядят по сравнению с тем же Пушкином или Петергофом.

Особенно убого смотрится шикарнейший в свое время дворец светлейшего князя Меншикова. Зато паркет – еще тот, тех времен, когда тут весельчак Петр I оттягивался на полную катушку. Развлекаться царь умел. Вот, например, построили по его приказу Катальную гору высотой с современный восьмиэтажный дом и уклоном на спуске в пятьдесят градусов. Вот небось визгу-то было, когда с такой жути катились европейские гости…

Ну, традиция кататься с ледяных горок или строить деревянные и поливать их льдом в России была давно, но чтоб такое… Иностранцев аттракцион так потряс, что в честь этих петровских шуточек подобное стали звать «русскими горками». И когда американцы создали свое, но уже куда как позже и потому из железа с рельсами и вагонетками вместо льда и санок, то назвали адреналинодавительный аттракцион именно «русскими горками». А наши, начав строить такое у себя, естественно окрестили «американскими горками». Вот и разберись без пол-литры.