Остров живых

Прибыв на место, мы поняли, что в такой слякоти и мокром снеге нам в наших резиновых сапогах до «Пантеры» не добраться. То, что танк там стоял, мы не сомневались – благо видали за Лугой в дрище брошенный и влезший по башню в жижу наш танк БТ. Мы до него добрались с большим трудом – топко слишком. А «пантера» больше, значит, точно не долезть. Пошли рыть склады. Склады оказались странными: под тонким слоем земли толстенный слой жженых железяк, разорванные винтовочные гильзы – немецкие и французские, пули с выплавившимся из них свинцом, огрызки обойм – и все. Но много. Рылись в этом хламе, надеясь хотя бы свинца наковырять, но толку никакого. Думали, что он должен вниз стечь, а он, зараза, маленькими комочками – аккурат на пульку.

Зато нашли снаряд. Здоровенный, с насечкой от резьбы на медном пояске и с полурасквашенным взрывателем. Оболочка была наполовину сорвана, торчали забитые землей какие-то деталюшки и чуть ли не пружинки.

Тогда эта чушка показалась нам здоровенной, но сейчас полагаю, это был банальный 152-миллиметровый. Немного опасаясь, из-за гнусного вида взрывателя, сделали носилки и с трудом отволокли подальше за деревню. Очень далеко отволокли. Ну во всяком случае, мы так думали. Потому как закудохались изрядно.

Дальше собрали костерок, воткнули в него снарядец, подпалили все это и залегли метрах в двадцати, там яма была дельная – капонир, что ли, старый.

Раньше мы такие чушки не рвали, а всякая мелочь на манер гранат и полковушечных снарядов и минометок не впечатляла.

Прождали пять минут, десять. К пятнадцати пошло. Все тихо. Костер, что ли, потух?

Тут и долбануло, хорошо никого не нашлось умного пойти глянуть – не выкатился ли снаряд из костра.

Крепко нас тогда приложило, лежали некоторое время как глушеные рыбы.

А с неба комочки земли и веточки сыплются.

Особенно удивило, как гвоздануло по всему телу землей. Как с пары метров если бы плашмя упали. Говорим друг другу что-то, губы шевелятся, а не слышно, хотя не тишина вокруг. Глянули на костерок – тошно стало. Вместо костерка в мерзлой земле воронка метра два диаметром да в полметра глубиной, на воронке березы рубленые буквой «зет» лежат, и вместо полянки маленькой поляна большая – все кусты и подлесок метров на десять сбрило, только огрызки торчат.

А Никон чуть не плачет и губами шевелит интенсивно.

С трудом, но поняли – недалеко мы от деревни. Надо уносить ноги.

Выкатились на дорогу, еще тошнее стало – там провода какие-то на столбах, так провода снесло прилетевшим куском дерева. Все, тикать надо.

Вышли в Марьино, идем такие милые дети, невинный вид соблюдаем, а местные кулаками грозят и ругаются.

Никон приссал, да и мы тоже.

– Надо уходить шустро, а то и впрямь мильтоны приедут. Пошли через поля аэрации!

Мы сдуру и согласились.

Поля аэрации оказались местом, куда сливали фекалии, а потом растили капусту. Везде снег, а на этих чертовых полях – жижа. Чуть-чуть не до обреза сапог. Ох, и замаялись мы по этой жиже продираться. Так потом и не собрались на «пантеру» глядеть, ну его к черту, это Марьино.

– Кого сопровождаем? – спрашиваю своего командира.

– Съемочную группу «Дом-3». А заодно «Остаться в живых» и «Последний герой».

– Это как?

– А так. Вторая компания уже такая – хотят быть сами по себе, не подчиняются директору завода, воду мутят. На хрен с пляжа. На выселки. Кошка бросила котят – пусть вертятся, как хотят. В мешках пара ружей. Рация коротковолновая. Жратва на три дня. Короче, набор «Счастье Робинзона». Понравится жить своим умом – на здоровье, одумаются – сеанс связи оговорен.

– А если разбойничать начнут?

– Виселицы видел у завода?

– Нет.

– А они там есть. Так что выбор их.

Один из пассажиров восклицает:

– Вы не имеете права так поступать с живыми людьми!

– Увянь! – веско велит Ильяс.

И тот вянет.

– Эй, живорезы, вот это местечко, что я говорил, – обращается к Ильясу и мне водила – молодой парень, чернявый и покрытый густой многодневной щетиной. За рулем автобуса он выглядит аутентично, ни дать ни взять типовая маршрутка с типовым водителем. Тычет пальцем за окно. Там какой-то поселок вроде.

За окном слева пожарище. Несколько домов сгорело, стоят коробки. У дороги валяется пара десятков тел, чуть ли не рядком – обгорелые, чернокопченые, в лохмотьях одежды. Поодаль несколько таких же стоячих. Вроде даже двигаются.

– Во, второй с краю видите? – оживленно говорит водила.

– Ага, – отзывается глазастый Ильяс.

– Что, что там? – спрашивает с ужасом глядящий в окно пассажир.

– А огнеметчик тут какой-то образовался, – неторопливо рассказывает снайпер.

– Решил огнеметом зомби жарить? – удивляюсь я.

– Йепп! Только не учел, что прожарить мозги в черепной коробке куда как не просто.

– Надо было ему с микроволновкой бегать, – замечает Ильяс.

– Да тоже результат аховый. Сейчас Марьино пойдет? – спрашиваю я.

– Марьино. У наших тут блокпост был. Потом Морфеус пришел – и все, свалили.

– Почему Морфеус?

Водила задумывается.

– Просто он то ли черномазый, то ли горелый – харя у него черная. И двигается быстро. То есть двигался.

– Упокоили?

– Черт его знает. Гоняли его бэтром, вроде б подстрелили.