Остров пропавших деревьев

Помню, Йоргос тогда сказал, что ночью я кажусь наэлектризованной. Он еще употребил слово «волшебный». Мне было приятно это услышать. Чистая правда. По вечерам, когда персонал включал лампы и зажигал во всех углах свечи, золотистый свет отражался от моей коры, сияя в листве. Мои ветви уверенно простираются вперед, словно все вокруг было моим продолжением, и не только раздвижные столы и деревянные стулья, но и картины на стенах, связки чеснока, свисающие с потолка, официанты, снующие туда-сюда, посетители, приехавшие со всех концов света, даже летающий по залу Чико, во всем блеске своего оперения, и я отвечала за то, что здесь происходило.

Впрочем, тогда мне не о чем было беспокоиться. Мои фиги были сочными, мягкими на ощупь и росли в изобилии, а мои листья – сильными и зелеными, без единого пятнышка, причем новые больше старых – признак здорового роста. Я выглядела так очаровательно, что у посетителей поднималось настроение. Морщины у них на лбу разглаживались, а голоса становились мягче. Возможно, то, что они говорили о счастье, действительно чистая правда: счастье, оно заразное. В таверне под названием «Счастливая смоковница», с цветущим деревом в центре зала, было трудно не почувствовать надежду.

Я знаю, мне не следует так говорить, и это не слишком красиво с моей стороны – недостойно и неблагодарно, – и все же после той судьбоносной встречи много лет назад я не раз пожалела о том, что встретила Дефне. Лучше бы она никогда не переступала нашего порога! Быть может, нашу прекрасную таверну не сожрали бы языки пламени и она не оказалась бы полностью разрушена. Быть может, я и по сей день оставалась бы тем самым счастливым деревом.

Одиночество

Лондон, конец 2010-х годов

В Лондоне буря разыгрался уже всерьез в предрассветные часы. Небо, черное, словно грудь галки, нависло над городом стальной массой. Над головой сверкали молнии, простирающие неоновые ветви и побеги, словно штормовой ветер, вырвав с корнем некий призрачный лес, унес его с собой.

Ада, одна в своей комнате, лежала неподвижно в кровати, натянув до подбородка пуховое одеяло и выключив свет, если не считать лампу для чтения на прикроватном столике, прислушивалась к раскатам грома и все думала, переживала. Как ни ужасно было кричать на глазах у всего класса, кое-что ей казалось еще ужаснее: осознание того, что это может повториться.

Днем, отвлекшись на присутствие тети, Ада худо-бедно выкинула из головы инцидент в школе, но сейчас воспоминания нахлынули вновь. Она вспомнила выражение лица миссис Уолкотт, насмешки одноклассников, замешательство Зафара. Грызущую боль в животе. Должно быть, с ней, Адой, что-то не так. Что-то неладно с головой. Быть может, у нее тоже появилось то, что было у мамы, – та штука, о которой они не говорили.

Аде казалось, что ей не удастся уснуть, и все же она уснула. Поверхностным, прерывистым сном. Однако неожиданно проснулась, не сразу поняв, что именно ее разбудило. На улице шел проливной дождь, яростные потоки воды с небес, казалось, поглотили мир. С каждым новым порывом ветра ветви боярышника под окном спальни стегали по стеклу, будто желая что-то сказать.

Мимо дома проехала машина. Наверное, автомобиль аварийной службы, учитывая погоду. Свет фар мазнул по шторам, и буквально на миг, возникнув из темноты, все предметы в комнате ожили. Силуэты подпрыгнули, словно персонажи пьесы театра теней. И точно так же быстро исчезли. Ада внезапно вспомнила, как делала бессчетное число раз в прошедшие месяцы, мамины руки, мамино лицо, мамин голос. Скорбь обмотала все существо девочки, сдавила шею, затянув на ней веревочную петлю.

Ада медленно села. Вот бы получить какой-нибудь знак! Ведь, по правде говоря, как бы она ни боялась либо, наоборот, как бы скептически ни относилась к существованию призраков, духов и всех этих невидимых созданий, в которых, похоже, верила тетя, в глубине души Ада надеялась, что если она найдет дверь в другое измерение или другое измерение само ей откроется, то сможет еще раз увидеть маму.

Девочка ждала. Ее тело застыло, хотя сердце неистово колотилось в груди. Ничего не произошло. Никаких сверхъестественных знаков, никаких мистических головоломок. Ада судорожно вздохнула, растерявшись. Дверь, которую она искала, если таковая имелась, оставалась закрытой.

Потом Ада вспомнила об одиноко покоящемся в саду фиговом дереве, с бессильно свесившимися в сторону корнями. Она обратила взгляд на простиравшуюся за окном пустоту. И неожиданно почувствовала, что смоковница тоже не спит, а чутко реагирует на любое ее, Ады, движение, прислушивается к малейшим шорохам в доме и ждет, так же как и Ада, – ждет сама не зная чего.

* * *