Обновляется состав действующих лиц, но действие остается прежним. Никто не интересуется существом дела и судьбой несчастного Левка, и все следуют затверженному правилу: каждого начальника нужно получше угостить и одарить в соответствии с его вкусами. Становится известно, что приезжает «сам пан исправник». Что нужно делать? Понятно что. «Бросились собирать у хозяев кур, яйца, послали в город накупить и
Поведение исправника сразу подтверждает, что подготовка к встрече с ним велась в правильном направлении. Войдя в хату и помолившись Богу, он «закричал: „Есть ли что обедать?“ – „Есть, ваше благо… тее-то… ваше высокоблагородие, – отвечал писарь с унизительной покорностью. – Но не соизволите ли прежде всего следствие…“ – „Пошел вон, дурак!“ – закричал на него его высокоблагородие, затопал ногами и следствие, которое писарь подносил, соизволил швырнуть ему в рожу: „Что ты меня моришь делом? Я и без того измучился. Сними с вора допрос и подай мне после, а я теперь хочу обедать“».
И в дальнейшем любое действие начальника обозначается не иначе как глаголом «соизволил». Сначала «соизволил обедать знатно», потом «соизволил, стуча крепко ногами, выругать еще его, что мешает ему лечь отдохнуть после обеда <…> После отличного мирского обеда пан исправник „опочивал“, потому что много трудился с курятиною и яичницею».
Между тем коварный писарь, не оставивший намерения окончательно погубить Левка, собирает людей и выспрашивает у них, «есть ли за Левком, приемышом Макухи, какие качества?» Малограмотные мужики, считающие, что «качества» – это непременно пороки, единодушно отвечают: «Есть ли у него качества? Гм, гм! Пускай Бог сохранит! Нет за ним ничего. Я дам присягу и должен сказать по правде, что он дитя доброе, хлопец смирный, работящий…» – «„Все, все в одно слово говорим, как присягали…“ – зашумела громада».
Писаря нисколько не смущает, что он получил совсем не те показания, которых добивался, и он «начал писать по своей воле, что
Ивга не оставляет попыток спасти своего возлюбленного, ищет для этого любые возможности, «бьется, сердечная, как щука об лед», и получает совет пойти «к самому судье»: «говорят, что в нем вся сила, он над всеми наистарший. И знаешь ли что, Ивга! Понеси ему что-нибудь. Все-таки учтивее.
– Что же я понесу ему, когда у меня нет ничего?
– Бубликов связки две. Он у нас не разборчив: я когда-то отнесла ему по делу пяток печеных яиц, не поцеремонился, спасибо ему, взял и дело сделал.
Купила Ивга две связки бубликов и пошла с ними к судье. <…> Лишь только судья увидел бублики, так и бросился на них и начал жрать». Тщетно пытается несчастная женщина узнать у него что-нибудь о своем деле. В ответ она слышит только одно: «Вот бублики, так-так! – облизываясь и чавкая, говорил судья. – О твоем деле? И, что я люблю, маку много… О деле? И масла много… Вкусны, очень вкусны!.. О твоем деле? Да поджарены!.. Я еще твого дела не знаю, приди завтра, я завтра скажу тебе. – И с сим словом, кончивши бублики, вышел из хаты, все прихваливая: – Вот бублики! Будь я бестия, если и дома ел такие!»
В надежде, что она нашла средство воздействия на судью, Ивга принесла ему «четыре связки бубликов, печеных на одном масле и густо маком осыпанных. Судья только увидел ее, тотчас бросился к бубликам, начал жрать, а ей говорит: „Да как много!.. Я за раз не поем… А против тебя виноват: совсем забыл про твое дело! Да уж потерпи… Решу и дело… вот как и…“» Но оказывается, что и сам судья не знает, что дело уже решено и сам он уже неделю назад подписал решение, «чтобы оного вора, мошенника наказать плетьми и сослать на поселение».