Остроумие и его отношение к бессознательному

Заслуживает ли тема остроумия столь пристального внимания? На мой взгляд, ответ на этот вопрос не подлежит сомнению. Помимо личных мотивов, которые побуждают меня обратиться к загадкам остроумия и о которых будет сказано далее, я могу сослаться на наличие тесной связи между душевными событиями; этот факт придает ценность психологическому познанию даже в какой-нибудь отдаленной области, ибо оно способно обрести нечто ценное и в других областях. Нужно помнить и о том, какое своеобразное очарование вносит остроумие в наше общество. Новая шутка во многом почти сродни событию, к которому проявляют широкий интерес: она передается из уст в уста, словно весть о только что одержанной победе. Даже люди с положением, которые считают нужным сообщать свою биографию, рассказывать, какие города и страны они посетили, с какими выдающимися особами общались, не пренебрегают случаем поместить в своем жизнеописании те или иные прекрасные остроты, ими услышанные[8].

II Техника остроумия

Следуя прихоти случая, возьмем для изучения первый пример остроумия, приведенный в предыдущем разделе.

В той части «Путевых картин», которая озаглавлена «Луккские воды», Гейне рисует замечательный образ лотерейного маклера и «удалителя мозолей» Гирша-Гиацинта из Гамбурга, который хвастает перед поэтом своими отношениями с богатым бароном Ротшильдом и в заключение говорит: «И вот – пусть меня накажет бог, господин доктор, если я не сидел подле Соломона Ротшильда, и он обращался со мной совсем как с равным, совсем фамилионерно».

Хейманс и Липпс использовали эту шутку (которая считается превосходной и очень смешной) в доказательство своего мнения о происхождении ощущения комического из «непонимания и внезапного уяснения» (см. выше). Но мы оставим этот вопрос в стороне и зададимся другим: что же именно превращает слова Гирша-Гиацинта в шутку? Ответ возможен двоякий: или мысль, выраженная в высказывании, сама по себе является шуткой, или в самом выражении кроется шутка, выявляемая нашей мыслью. В каком из этих двух объяснений нужно искать объяснение остроумия, мы постараемся понять при углубленном исследовании, желая уловить суть.

Мысль может найти свое общее выражение в различных разговорных формах, то есть в словах, которые способны верно ее передать. Признание Гирша-Гиацинта представляет собой особую форму выражения мысли и, как мы догадываемся, форму своеобразную – которую не так-то просто понять. Попробуем высказать ту же мысль другими словами. Липпс уже сделал это за нас и частично объяснил тем самым рассказ немецкого поэта. Он пишет: «Мы понимаем, что Гейне хочет сказать – что обращение было фамильярным, что оно носило тот общеизвестный характер, который обычно не доставляет удовольствия из-за привкуса чужих миллионов». Ничего не изменяя в этом рассуждении, придадим ему чуть иную форму, которая, быть может, лучше подходит к высказыванию Гирша-Гиацинта: «Ротшильд обошелся со мною совсем как с равным, совсем фамильярно, насколько это может позволить себе миллионер». Тут можно добавить, что «снисходительность богача всегда заключает в себе что-то неудобное для того, кто воспринимает это отношение»[9].

Выбрав то или другое, равноправное по значению изложение, мы поймем, что ответ на вопрос, заданный нами самим себе, фактически предрешен. Характер остроумия здесь вовсе не проистекает из мысли. Замечание, которое Гейне вкладывает в уста своего персонажа, верное и меткое – это наблюдение, исполненное нескрываемой горечи, вполне объяснимой для бедного человека при виде большого богатства. Но все же мы не решимся назвать это замечание сущностью шутки. Возможно, что кто-то при чтении замечания в нашем изложении припомнит версию самого поэта и продолжит считать, будто мысль сама по себе остроумна, но в таком случае можно указать на то, что шутливый характер замечания исчезает при нашем пересказе. Слова Гирша-Гиацинта заставляют нас громко смеяться, тогда как достоверная передача смысла, будь то Липпсом или нами, может нравиться и побуждать к размышлению, но отнюдь не провоцирует смех.

Что ж, если сущность шутки в нашем примере заключена не в мысли, тогда следует искать ее в форме, в подлинном тексте высказывания. Нужно изучить особенность этого способа выражения и понять, так сказать, словесную, или выразительную, технику при произнесении этой шутки, уловить нечто такое, что должно находиться в тесной связи с сущностью шутки, поскольку при замене формулировки, как мы убедились, характерные признаки пропадают. Вдобавок мы, придавая такое значение словесному выражению, выступаем в полном согласии с классическими авторами. Так, например, К. Фишер говорит: «Именно форма прежде всего может превратить суждение в остроту, и тут вспоминается невольно рассуждение Жан-Поля, который одной фразой ухитрился объяснить и доказать указанную черту остроумия: “Будь то войны или суждения, победить – значит правильно выбрать позицию”».