Читаем Осторожно, треножник! полностью

Действительным мотивом, побудившим меня ввязаться в это трудное и запутанное дело, был отнюдь не патриотизм. У меня нет чувства, что я был бы как-то особенно доволен от того, что “Слово о полку Игореве” написано в XII веке, или огорчен от того, что в XVIII. Если я и был чем-то недоволен и огорчен, то совсем другим – ощущением слабости и второсортности нашей лингвистической науки, если она за столько времени не может поставить обоснованный диагноз лежащему перед нами тексту» .

299

Покушения эти давно уже преследуют человечество: то вдруг заявляется, что Земля – не центр вселенной, то, что человек, скорее всего, произошел от обезьяны, то, что экономические интересы и подавленные сексуальные желания влияют на его жизнь. Одни сплошные огорчения.

300

Как пушкинисту Перцову, конечно, известна история публикации «Гавриилиады» – сначала за границей и только много позже в России, причем долгое время с купюрами кощунственных мест. То же относится к лермонтовскому «Демону», а в области политического инакомыслия – к огромному количеству текстов, как до, так и после революции; Синявский и Лосев натурально вписываются в эту картину. В результате русский читатель испытывает хроническое отставание от собственной литературы. Перцов в этой печальной ситуации странным образом идентифицирует себя не с вольной прессой (часто, увы, зарубежной), а с цензурой. Говорю по собственному опыту – однажды он в качестве редактора уже пытался (безуспешно) воспрепятствовать публикации моей статьи («Трех инвенций…», включенных и в настоящий сборник) в российском лингвистическом издании – на том основании, что в ней сочувственно поминался Синявский (см. примечания к этой статье).

301

Имелся в виду Синявский – Лосев во время этой полемики был еще жив.

302

Характерно, что эпиграфом к своей статье Перцов взял две цитаты из Пушкина, как если бы речь шла исключительно о Пушкине, а не о задачах филологии, да и вообще как если бы Пушкин был авторитетом по всем вопросам.

303

Боязнь «измены» филологическому призванию можно, вероятно, понять и всерьез – как опасение, что демифологизация кумиров приведет к девальвации самой профессии. Думаю, что подобные опасения необоснованны: другие науки, миновав сакральную фазу, прекрасно развиваются.

304

Это понятие было апроприировано покойным М. И. Шапиром (чем я как автор могу только гордиться) под слегка измененным названием «дурнописи». Перцова оскорбляет мое приложение понятия «плохопись» к поэтике Хлебникова.

305

См. мое интервью Дмитрию Быкову в «Огоньке» а также в настоящем сборнике) и реплику в РЖ (www.russ.ru/krug_chteniya/ahmatova_2007). Полезность книги Катаевой, при всех ее недостатках, в том, что она привлекает внимание к теме, табуируемой ахматоведческим истеблишментом.

306

Опровержению клеветнических намеков Синявского на немужественность Пушкина Перцов отводит немало места, заодно возвращая мужское достоинство и его рукам. Но главное проявление мужественности нашего национального поэта мы, конечно, должны видеть вообще не в легкомысленной порнухе, а в воспевании ратного дела: «Слово ножка естественно употребить применительно к младенцу или красотке, а не к стройно сложенному мускулистому юноше… Присутствовавшие были потрясены мужественными и гордыми строфами “Воспоминаний в Царском Селе”, исполненными удивительных для юноши поэтических достоинств, написанными рукой “не мальчика, но мужа”… В БОЛЬШУЮ ПОЭЗИЮ [выделено Перцовым. – А. Ж .] он вошел торжественными сильными стихами, опубликованными в журналах, а не любовной лирикой, ограниченной в ранней юности Пушкина стенами Лицея».

307

Впервые в: Новый мир 2009, 2: 96—117.

308

Дмитрий Быков, посмотрев на старую фотографию Мазая, сказал, что это вылитый Федор Сологуб, который, наверно, таким учителем и был. Кстати, творец Передонова, преподаватель гимназии Федор Кузмич Тетерников (1863–1927), был как раз на три десятка лет старше нашего Мазая, вполне мог успеть поучить его и стать образцом для подражания.

309

Ямпольский 1989.

310

Осповат 2007: 14.

311

Олеша 1965: 273.

312

Олеша 1999: 419.

313

Бунин 1993: 338. Заглавие, впоследствии Буниным снятое, было в первой, журнальной публикации 1916 г. (там же, с. 488).

314

Жолковский 2006.

315

Дело именно в русском корнеслове и вариациях на тему единого фонетического комплекса, которые оценил бы Хлебников. Архетипически же «ухо» – символ скорее вагинальный, ср. английский лимерик:

There was a young man of Nantucket,

Whose prick was so long he could suck it.

He said, with a grin

As he wiped off his chin:

«If my ear were a cunt I could fuck it.»

316

энвайронментализм, экологичность, защита окружающей среды (англ.).

317

На музыку Мокроусова к радиопостановке «Поддубенские частушки» по рассказу Сергея Антонова.

318

«Живи и давай умирать другим» – название одно из фильмов о Джеймсе Бонде.

319

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология