Остаться в живых…

На третьем – Изотова курила, стоя на корме «Тайны», с зачесанными за уши, мокрыми волосами и тяжелым остановившимся взглядом, обращенным, казалось, чуть мимо объектива.

– С обрыва снимал? – спросила Ленка.

Кущенко кивнул.

– Эстет он, как я погляжу.

– Или скучал сильно, – вставил свои пять копеек Ельцов.

– Или скучал, – согласилась Изотова. – Но получилось все равно классно!

Пименов мысленно с ней согласился и подумал о том, что Кущ явно нанял для своих шпионских действий кого-то из городских фотографов-профи, благо таких было немало и, скорее всего, сочинил какую-нибудь историю – например, о неверности и страстной любви. Хотя при его положении мог и ничего не сочинять. За хорошие деньги вопросы бы не задавали. А объективчик для работы на расстоянии до километра стоил не одну штуку баксов, такими для «National Geographic» снимают животных в среде обитания, значит заинтересовался «Тайной» Кущенко крепко, и денег на сбор информации не пожалел.

Пименов посмотрел на Ленку, та едва заметно кивнула головой, обменялся взглядами с Ельцовым и сказал, глядя на Кущенко, взвинченного неожиданным сопротивлением своих жертв.:

– Ну, чего ты комедию ломаешь? Может тебе наши поиски и не интересны будут? А ты в бочку лезешь! Ты что, думаешь мы без тебя миллионы делить собираемся?

Владимир Анатольевич развел в сторону руки, изображая растерянность.

– Так я откуда знаю, что и как вы собрались делить? Да и какая разница? Есть у меня предчувствие, что делить будет что…

– Ну, как тебе сказать, – произнес Губатый, отпивая из бокала минеральную воду. – Если честно, то мы и сами не знаем, что и как будем делить…

И это, как ни странно, была правда.

Пименов давно уяснил, что правда многолика и зачастую выглядит, как отъявленная ложь. Впрочем, и ложь прекрасно маскировалась правдой, а искусство переговоров всегда и во все времена состояло в умении нужным образом смешать ингредиенты, придав достоверности рассказу, который к истинным событиям имел относительное отношение.

Коктейль изо лжи с некоторой толикой правды, приготовленный Губатым для Кущенко, хоть и был импровизацией, но задался на славу. Так изощренно врать Пименова научило длительное общение с проверяющими и силовыми органами, и стоило ему настроиться и представить себе, что на месте Владимира Анатольевича сидит какой-нибудь налоговый полицейский, как рассказ полился из его уст, словно народная песня во время пьянки. Даже «оруженосцы» и те открыли рты, слушая историю о золотых монетах – остатках финансов экспедиции, лежащих на дне, в капитанском сейфе.

Когда Леха закончил, Кущ задумчиво пожевал губами, меланхолично опрокинул вовнутрь стоящую перед ним рюмку водки, и спросил:

– А сколько ж там этого золота? Ну, хоть приблизительно?

Пименов пожал плечами, а ответил за него Ельцов:

– Можно только предполагать, сколько осталось. Но то, что деньги были – это точно. Может быть тридцать тысяч золотом, может сорок…

«А может и восемьсот двадцать три рубля сорок четыре копейки, как написано в последнем письме капитана «Ноты» в Адмиралтейство, а написано оно еще в августе 17-го года», – подумал про себя Губатый, наблюдая, как от названых Олегом цифр у Куща нехорошим красным светом начинают светиться глаза.

В голове славного защитника Отечества работал калькулятор: сорок тысяч золотыми десятками, четыре тысячи монет из чистого золота, каждая весом чуть меньше 9 грамм – это больше тридцати килограммов. Тридцать килограммов. Это ж… Это ж…

И монеты эти лежали совсем рядом, на дне. Для их получения не надо ничего – только нагнуться и поднять. Или нырнуть и поднять. Да какая разница?! Все равно нырять Владимир Анатольевич не собирался. И делиться, как предполагал Пименов, Кущенко тоже считал совершенно лишним.

– Ну, что? – спросил он, наливая себе новую рюмку.

Рука, держащая бутылку, слегка подрагивала.

– Будем договариваться?

Пименов кивнул. Кущ явно держал его «за старшего», и разубеждать его в этом Леха явно не собирался.

– Я думаю, – произнес Кущенко спокойно, – что предложенные мною 60 на 40 и есть справедливая цена.

Изотова засмеялась.

– Ты, видать, действительно от жары головой тронулся, Володенька! Приплыло оно, извольте любить и жаловать! Максимально одну четвертую часть! И то надо подумать! А не устраивает – бери своих сосок и дуй в Новороссийск, там торгуйся! Ты, наверное, так ничего и не понял? Это наши деньги! И ты к ним никакого отношения не имеешь!

– Люблю женщин, – сказал Кущ, обращаясь к Пименову и Ельцову. – Очень люблю. Но исключительно в горизонтальном состоянии!

Он повернулся к Изотовой всем корпусом.

– Солнышко мое! Что ж ты так папочку злишь? Не я, ексель-моксель, не имею к этим лавэ никакого отношения, а, скорее, вы все…

В руках у него появился мобильный телефон.