Остап Бендер и Воронцовский дворец

Когда вдохновленный Шапкин вошел в отдел, все его пять сослуживцев были заняты делом. Припевая и хихикая, они ходили гуськом вокруг стола с кипами бумаг и с ловкостью фокусников комплектовали их в пачки. Из одной пачки била по глазам жирная надпись: «Приказ», из другой — «Распоряжение», из третьей — «Постановление».

— Деньги дают! — провозгласил сияющий Шапкин. И в подтверждение своих слов потряс в руке денежными купюрами.

Сотрудники, на какой-то миг застыли, повернув к нему головы. Кто-то успел спросить:

— Нет, правда?

И вдруг, подхваченные общим порывом, творцы бумажных дел, как по команде отшвырнулись от стола и, толкая друг друга, устремились антилоповским косяком из комнаты к кассе.

Сев за стол и послюнив палец, Шапкин еще раз пересчитал получку.

— Так, долги за платье жене — тридцать рублей, — записал он на оборотной стороне листа с надписью: «Постановление». — За квартплату…, за галоши себе и жене. За косоворотку себе и рейтузы жене… Так, остается на руках двенадцать рублей тридцать копеек… — Не густо, — вздохнул он, обводя в рамку остаток получки.

— Рупь тридцать, прошу профвзнос, — раздался над заскучневшим Шапкиным голос, не терпящий возражений.

— Почему рубль тридцать? — вскинул глаза на месткомовца Шапкин. — Я же платил в прошлом…

— А вот смотрите, платили в позапрошлом и обещали погасить в эту получку, — положил ведомость тот перед членом профсоюза.

После того, как сборщик членских взносов перешел к другому сотруднику отдела, к Шапкину придвинулась со списком Васютина:

— Николай Авдеевич, прошу взнос в кассу Красного креста — голосисто потребовала она.

— По рубчику, на именины, не забудьте! Третьякова очередь! — ораторски объявила Федулькина.

Рубчик дал и Шапкин. Куда же денешься от коллективного мероприятия.

— В кассу взаимопомощи, товарищ Шапкин, — сверкнул очками техник Клязьмин с буйным, хохолком на голове.

— Не жмитесь, делайте взносы на подарок роженице! — кричала уже третий раз краснолицая Кошкина.

— Ну что же вы, все взносы, взносы, а в Осаавиахим как же? Проверка будет, товарищ Шапкин, имею точные сведения, — зашептал над ухом уполномоченный по содействию общества защиты Родины.

Шапкин платил, платил, получал сдачу, менял деньги, чтобы разойтись с сборщиками взносов, подсчитывал поминутно остаток получки, исправлял цифру своего таящего бюджета и снова платил ничего уже не соображая в своей бухгалтерии. Последнюю мелочь он заплатил уже из денег, предназначенных для покупок. Передохнул, вытер пот со лба, откинулся на спинку своего конторского стула.

Но тут к столу Шапкина подплыл сухонький старичок с ученическим портфелем. Улыбаясь, он пропел:

— Я борюсь за стопроцентный охват. Вы обещали застраховаться в эту получку. Я и полис уже выписал…

Шапкин как-то неестественно хихикнул, закрыл лицо руками и забился в конвульсиях смеха. Затем вскочил и прокричал:

— Ну какие еще общества есть!? Охватывайте меня, ну! Всем плачу взносы, всем, всем! — и с громким хохотом выбежал из комнаты.

А когда пришел приказ о сокращении штата в этой конторе, то в списке сокращаемых первым числился Шапкин.

Жена у Шапкина была не чета другим женам. Милая, обходительная, по-настоящему уважала его и даже любила. Выслушав его горестный рассказ о сокращении, сказала:

— Ничего, Коля, было бы здоровье, работа найдется. Хотя бы в том же страховом обществе, из которого страхагент тебя тогда доконал, довел до исступления. Отец моей сослуживицы, я с ней дружу, да ты помнишь, была у нас в гостях на чашку чая, Сима. Так её отец служит в том самом обществе не то агентом, не то инспектором, я завтра же с ней и поговорю, Коленька. Не переживай. А выходного пособия твоего, да моей получки на первое время нам и хватит. Смотри на жизнь оптимистично, дорогой, — подошла жена к Шапкину, прижалась и поцеловала. — Обойдусь я пока без нового платья, а ты без косовороточки, милый…

Влада, так звали жену Шапкина, как и говорила, через свою подругу Симу свела с инспектором страхобщества своего Шапкина.

Звали этого инспектора страховых дел Соломоном Абрамовичем. Был он очень опытным в этих делах. Служил в частных страховых обществах до революции, а когда эти частные были ликвидированы в восемнадцатом году, то начал служить уже в советском государственном страховом обществе. Он был высок, говорил убедительно, без акцента присущего его национальности, но речь его всё же была характерна фразами, какими обычно выражаются евреи.

— Главное в работе страхагента, дорогой товарищ Шапкин, я вам скажу, — говорил он. — Это заиметь как можно больше клиентов в нашем деле. Вы спросите почему? Отвечу: потому, что ваш заработок будет полностью зависеть от застрахованных и от суммы страховки. Чем всего этого больше, тем и получка ваша будет больше, молодой человек. Когда я служил в страховом обществе, то страховались купцы всех гильдий, заводы, фабрики, дома… Были такие знаменитые и крупнейшие страховые общества «Россия», «Саламандра» и другие более двух десятков обществ, как я помню. А сейчас всё государственное…