– Да, да, Остап Ибрагимович, готов, готов. Скажите сколько и я готов.
– Сейчас речь не об этом, товарищ нэпман. Успокойтесь, поговорим на эту тему после.
– Да, да, как скажете, приму любые ваши условия, дорогой мой. Остап Ибрагимович.
– На этом пока и расстанемся, товарищ Клюев. – твердо ответил Остап, выходящему из машины нэпману. – До свидания.
– До свидания, до свидания, – затараторил, слегка кланяясь уже отъезжающей машине.
– Ну, детушки! – воскликнул Остап, держа завернутый сверток в мохнатое полотенце.
– Надо быть все-таки, командор, назначить ему сумму выплаты за сокрытие его преступления.
– Мне нравится, Шура, когда вы думаете, и не нравится, когда вы все переводите на деньги.
– Да я, командор… по справедливости, конечно, вы правы как всегда.
– Как всегда, – ведя автомобиль, подтвердил Козлевич.
Компаньоны подъехали к своей конторе и были удивлены, увидев у дверей ее, прохаживающегоЛоева.
– Я к вам с просьбой, Остап Ибрагимович, – встал он перед Бендером, когда тот вышел из машины, не выпуская из рук ценнейший сверток в мохнатом полотенце.
– Слушаю вас, Семен Михайлович?
– Хочу отпроситься на два-три дня. Нам надо с Клавой. Это моя жена, съездить в Мотовиловку к ее родственникам. У ее сестры ребенка крестить будут. Заодно и продуктов прихватим оттуда.
– Хорошо, хорошо, не возражаю, поезжайте, поезжайте. Сейчас особо работы в нашем музее нет.
– Спасибо, благодарен вам, – сказал рисовальщик уходя.
– Это кстати, камрады, – сказал Остап, входя в контору, дверь которой уже открыл, расторопный Балаганов.
– Ну, камрады! Закройте на замок дверь, Шура, чтобы нам никто не помешал. И вывесите табличку, что все археологи на раскопках. И задерните занавески на наших двух полуподвальных окнах, – давал указания Остап, разворачивая бережно полотенце свертка на своем председательском столе.
Тройка концессионеров сгрудилась у стола и шесть их глаз уставились на сказочный молочник и на стоящие рядом с ним чашечки, размерами соответствующие ему.
– Чудо, а? – не мог оторвать от него глаз Бендер.
– А две чашечки, командор? – прошептал Балаганов.
– Неспроста эта тройка так дорого стоит, Остап Ибрагимович, – погладил усы Козлевич.
– И вот смотрите, – взял молочник Остап, – показывая его донышко. – Буква «Фэ», как замысловато написано. И так на всех чашечках, – показывал он донышко чашечек: – Фэ, Фэ, Фэ… Что скажете, камрады?
– Фаберже!
– Надо полагать, братец Шура, – тронул осторожно рукой чашечку Адам Казимирович.
– Так как же нам на аукцион их, командор?
– Еще не знаю, не знаю, детушки мои, теперь уже удачники. Браво!
– Браво! – повторили немного не одновременно единомышленники Остапа.
– А хранить его, где будем, командор?
– Да, это тоже… – качнул головой Козлевич.
– В камере хранения на вокзале? – засмеялся Бендер. – Как Корейко?
– Нет, командор, нельзя доверять вокзалу. А вдруг…
– Я тоже так, Остап Ибрагимович.
– Наверное, в нашем подпольном сейфе, в квартире ВУАКа, а? Камрады-единомышленники?
– Да, не прятать же их в нашей конторе или в музее, командор.
– Да, Остап Ибрагимович, мало ли что здесь может произойти.
– Гэпэушники не нашли же наш склад в квартире ВУАКа?
– Не нашли, – прошелся по комнате Остап. – Не нашли, – повторил он. – В заграничных банках, я читал, есть арендуемые сейфы… есть ли они у нас, в нашем сообществе? Надо выяснить, друзья-концессионеры.
– А пока в подполье наше, Остап Ибрагимович.
– Да, пока так, командор.
– Придется… – начал осторожно упаковывать трехпредметную ценность Остап. – Определим его, как решили, тогда и поужинать можно.
– По такому случаю можно и в ресторан, командор, – тряхнул рыжими кудрями Балаганов.
– Да, Остап Ибрагимович, празднично отметим наше приобретение.
Концессионеры заняли столик в ресторане «Чайка» на берегу Днепра. Посетителей было много, несмотря на то, что цены в этом ресторане были завышены. И Бендер, сунув купюру одному из официантов, сделав знак своим друзьям, уселся за стол, откуда хорошо просматривался Днепр в вечернем свете.
Заказали все лучшее, что нашлось в этом летнем ресторане. А когда подвыпили, тихо разговаривая между собой, Козлевич встал и попытался заказать свой любимый полонез Огинского. Но, к сожалению, скудный оркестр из четырех музыкантов, заказываемый Адамом полонез не играли, как это ни странно было для Козлевича. И он, садясь за стол сказал:
– Тоже мне музыканты…
– Не расстраивайтесь, Адам Казимирович, в другой раз и в другом ресторане, восполним это пробел и закажем играть вашу любимую мелодию трижды.
– Благодарю, Остап Ибрагимович, – наполнил три стопки Адам и, подняв свою, сказал, уже хмельным голосом:
– За удачу, друзья мои, братья…
Выпивали, закусывали. Балаганов жуя кусок шашлыка, сказал:
– Вот бы найти нам еще что-нибудь от этого Фаберже.
– Еще бы, Шура, но это вряд ли чтобы нам подвернулся такой случай. Впрочем, камрады, завтра я отправляюсь в библиотеку ВУАКа и полистаю страницы найденного при раскопках, возможно, найдется что-нибудь.
Глава VIII
Поиск других изделий Фаберже