Останься со мной живым

Егор вдруг начал расспрашивать о моей жизни, и, как ни странно, к разговору подключилась Катя. Тоже расспрашивала, отвечала, а я была всего лишь наблюдателем, мне казалось, так проще. Егор был другой: очень дружелюбный, но какой-то будто замороженный на чувства. Он улыбался, хотел казаться открытым, хорошим, интересным, и если бы я не знала его, то он бы произвёл приятное впечатление, но мне не хватало дерзости, нахальства, наглости Егора-призрака, его прищуренного взгляда, хитрых ухмылок и подколок, его бесцеремонности. А ещё больше — его чувственности, нежности, оголённой искренности. Этот Егор был будто рафинированный, осторожный, вежливый, без намёка на дерзость, но он явно старался понравиться Кате, и это был хороший знак.

Глава 78. Сгоревшая я

В гостиную я заглянула сама, слишком сильно было любопытство. Уютная обстановка сохранилась, и мебель была та же, но расставлена по-другому. Играла музыка, в камине ещё тлели прогоревшие угли. Так тепло и мирно стало на душе: «Я дома». Перед диваном располагался журнальный столик, усыпанный листами бумаги со множеством карандашных набросков, зарисовок.

— Вау! — потянулась я к кипе бумаг, чтобы поближе их рассмотреть, и взгляд выцепил из вороха листов карандашные наброски девушки.

Невозможно было ошибиться, это была я. Только хотела вытащить этот лист, чтобы лучше рассмотреть, как Егор поспешно сгрёб бумаги в охапку и со словами: «Нужно тут навести порядок!» — бросил в камин, в ещё алеющие угли.

— Зачем?! — вскрикнула я. Хотелось сунуть руки в огонь, достать карандашный набросок моего портрета.

Егор загородил тут же вспыхнувшую бумагу, но я смотрела на верхний рисунок, это точно был мой портрет.

— Зачем ты сжёг всё это?! — непонимающе смотрела на него я, чуть не плача. Так жалко было его наброски.

— Немного прибрался, — со смущенной улыбкой проговорил он.

— Там была нарисована я!

— Нет, тебе показалось, — Егор отвёл взгляд, сел на диван.

— Думаешь, я бы не узнала себя? — я села рядом, смотрела на него. Он молчал. — Признайся, это была я!

— Может быть и ты, — пожал он плечами, по-прежнему смотря в сторону.

Егор смутился, на его щеках появился румянец. Это стало для меня открытием. Егора, оказывается, можно смутить. Меня как молнией поразило осознание, что он стесняется меня сейчас, стесняется того, что рисует. На самом деле он скромный. Эти два понятия для меня всегда оставались на противоположных сторонах. Скромный Егор — это было что-то из разряда фантастики.

— Зачем ты сжёг меня и свои рисунки? — с горечью проговорила я, стало до боли обидно.

Егор пожал плечами. Он просто стеснялся своего творчества, и вместо того, чтобы признаться, не придумал ничего лучше, чем сжечь наброски.

— Я получилась у тебя похожей, сразу узнала себя. У тебя такая память хорошая, ты же видел меня всего один раз.

— Если быть до конца честным, то не совсем один, — он поднял на меня взгляд, и когда я удивилась, пояснил: — Ты мне снилась три раза после того случая.

Катю во мне передёрнуло, а меня снедало любопытство:

— Расскажешь, что за сон?

— Он странный, но всё время один и тот же, — Егор опять чуть смутился, но всё равно начал рассказывать. — Будто ты спишь в моей кровати, здесь, в доме, а я смотрю на тебя, хочу коснуться, но не могу.

Теперь передёрнуло от мурашек и меня. Неужели какая-то часть воспоминаний Егора-призрака может пробираться в сны?

Он встал и подошёл к окну, выглянул на задний двор, там безмятежно носился Дружок. Заметив хозяина, подбежал к прозрачной двери и начал скрести её когтями:

— Демон гулять просится, — Егор обернулся ко мне. — Не хочешь пройтись?

Мы брели вдоль улицы. Было еще совсем светло. Егор шёл, засунув руки в карманы. Я оглядывалась, не узнавая окрестностей. Некоторые дома только строились, а на месте других ещё были пустыри, здесь явно жило не там много людей.

Пёс носился, как ураган, от одного двора к другому, лаял на воздух.

— Нужно было назвать его не Демон, а Дурак, — усмехнулся Егор собачьему безумию и попытался оправдать пса: — Он молодой ещё, чересчур активный. В Москве поспокойней себя ведёт, а здесь отрывается, такое раздолье. Знаешь, почему я решил назвать его Демоном?

— Нет, — с удивлением поняла, что про это Егор мне никогда не рассказывал.

— Я всегда хотел собаку, сколько себя помню, — начал он. — У деда с бабушкой в деревне была дворняга Цыган, но мне и десяти не исполнилось, как он исчез куда-то, а нового они не стали заводить. И пять лет назад меня совершенно случайно занесло к заводчикам, мы что-то делали там. И всё, — он улыбнулся. — Это была любовь с первого взгляда, я без этого глупого щенка не мог больше жить, а как назвать не знал. По паспорту не хотелось. Я тогда отпуск взял, чтобы привыкнуть к нему. Думал-думал, а имя не шло. Но он в первую же ночь в доме сгрыз ножку от нового дивана, разорвал на нём в клочья все подушки, — Егор засмеялся. — В общем, я, когда проснулся, сразу понял, как его назвать.

Я рассмеялась:

— Но он классный! Настоящий друг!

— Да, собаки делают нас лучше, — добавил с улыбкой Егор.