Останься со мной!

– Нас с вами так и не представили друг другу, – произнесла я, подойдя к нему.

Радевич поднял на меня взгляд и едва заметно поморщился.

Злится. Это замечательно. Любая эмоция лучше, чем равнодушие…

– Почему вы вышли во время моего выступления? – спросила я. – Вам так не понравилось?

– Зачем вы это сделали? – перебил он, не ответив на мой вопрос.

Забавно, глаза его издали казались коньячно-карими, а вблизи вдруг обнаружилось, что карие они лишь по ободку радужки, а у самого зрачка – голубые.

– Сделала что? – Я широко распахнула глаза – воплощенная невинность.

– Вы отлично знаете – что, – коротко рыкнул он.

Что же, все ясно: на непосредственность этакого анфан террибля он не ведется.

Стоит попробовать шокирующую откровенность.

– Концерт – это всегда шоу, представление, небольшой скандал, – пожала плечами я. – Просто пение никто не запомнит – таких, как я, сотни.

– Вы что же, напрашиваетесь на комплимент? – уточнил он, продолжая изучать меня пристальным взглядом.

– Нет, просто говорю как есть, без прикрас, – легко улыбнулась я. – У меня отличный слух, неплохой голос и скромные актерские способности. Для того чтобы привлечь внимание, запомниться, выделиться из толпы, нужно нечто большее: зрителя следует смутить, ошарашить, выбить из колеи!

– И что, по-вашему, вы своим представлением смутили и ошарашили всех присутствовавших?

– Может быть, я хотела смутить и ошарашить именно вас. – Склонив голову к плечу, я посмотрела прямо ему в глаза.

Пусть осознает, что не только он один здесь обладает пронизывающим взглядом. Я тоже могу делать вид, что в мои зрачки внедрен портативный детектор лжи…

– Не знаю, зачем вам это понадобилось, – скупо отозвался он. – Но, так или иначе, теперь все в этой комнате убеждены, что в прошлом у нас был роман.

– И все вам завидуют.

– Вы очень самонадеянны.

– Нет, просто констатирую факт.

– Завидовать совершенно нечему – потому что это неправда.

– Но ведь могло бы быть правдой, – тонко улыбнулась я. – Или могло бы стать правдой.

– Не знаю, что за игру вы затеяли, Айла – или как вас зовут по-настоящему? – отрезал Олег. – Но у меня нет на это ни времени, ни желания. До свидания!

Он демонстративно шагнул в сторону.

– Что, даже не предложите подвезти меня до отеля? – окликнула я. – Я остановилась в «Цева Хире»…

– Прошу прощения, вам наверняка обеспечат транспорт здесь, в посольстве. Еще раз до свидания.

Я видела, как Радевич коротко простился с послом, сказал что-то его жене, кивнул гостям и вышел из помещения салона.

Следом за ним двинулось двое маячивших где-то по углам незаметных молодых людей – это были охранники.

Я выскользнула следом и, перегнувшись через балюстраду, окликнула Радевича, успевшего уже преодолеть мраморную лестницу до середины:

– Олег!

Он снова поморщился. Моя фамильярность явно выводила его из себя, но, разумеется, публично потребовать от женщины, известной певицы, называть его по имени-отчеству он не мог, не рискуя показаться смешным.

– Олег, вам и в самом деле не понравилось, как я пела?

Я лукаво посмотрела на него. Вот сейчас и посмотрим, так ли он кристально честен, как сказал Завьялов. Или…

Радевич помедлил, посмотрел куда-то себе под ноги и вдруг глуховато сказал:

– Нет, пели вы замечательно. До свидания.

– Вы уже в третий раз за вечер со мной прощаетесь, – усмехнулась я и махнула ему рукой.

Радевич развернулся, быстро сбежал вниз по ступеням – широкая, по-военному выправленная спина, скупые точные движения. Даже его охранники, по-кошачьи быстрые и гибкие, не производили впечатления такой ловкости, собранности и ежесекундной готовности к броску.

«Пели вы замечательно…»

Что же, игра становилась все интересней.

Мешковатые, широченные, отвисшие на заднице штаны, бесформенная темная футболка, кепка с огромным козырьком, скрывавшая волосы и отбрасывавшая тень на лицо.

Я быстро оценила свой облик в зеркале, повела плечами, словно вместе с костюмом натягивала на себя роль, которую мне предстояло исполнять в ближайший час – исполнять куда тщательнее и достовернее, чем на сцене. Затем прошлась перед зеркалом туда-сюда, как бы примеряя на себя легкую сутулость, разболтанную мальчишескую походку – загребание ногами, обутыми в белые разношенные кроссовки. Шмыгнула носом, утерлась тыльной стороной ладони.

Пойдет!

Незаметно проскользнуть по пустынному в ночной час отельному коридору, вжаться в нишу, заслышав голоса подгулявших туристов, шмыгнуть на лестницу для персонала. Вниз, на парковку – многоэтажный бетонный куб, уставленный дорогими автомобилями. Оттуда – в неприметную выкрашенную синим дверь, затем затхлыми вонючими коридорами – на поверхность, в пустынный переулок.

Здесь, пристегнутый цепью к фонарному столбу, меня ждал мотоцикл. Я разомкнула замок нашедшимся в заднем кармане гигантских джинсов ключом, оседлала мотоцикл и быстро рванула по ночной улице по адресу, который до этого успела отследить по карте навигатора.

О, вечерний Стамбул, счастье мое, как я люблю тебя!

Разноголосая какофония звуков с набережной – скрипка, мандолина, чьи-то голоса…