Останься со мной!

Радевич босиком прошел в каюту, вынес брезентовый чехол и принялся доставать удочки.

– Умеешь рыбачить? – Он обернулся ко мне и улыбнулся.

Я смотрела на него, щурясь от бешено бившего по глазам солнца.

– Конечно, я же на Волге выросла.

– Правда? – удивился он. – Надо же, я до сих пор ничего о тебе не знаю. Ты как будто однажды просто появилась на сцене и запела… Человек без прошлого, без родины…

– Это просто имидж, – отозвалась я. – Поверь, над ним немало поработали специально приглашенные профессионалы. А мне теперь приходится его поддерживать. Кому захочется узнать, что загадочная дива на самом деле – всего лишь девчонка из российской глубинки?

– Мне захочется, – заметил он. – Я сам из Саратова. Все детство провел на берегу Волги, с удочкой. Однажды такую щуку поймал – четыре кило!

Я засмеялась.

– Ага, знаю я эти рыбацкие рассказы! Во-о-оот такую щуку, – я широко раскинула руки, поддразнивая его.

– Не веришь? Это все потому, что сама, наверное, в жизни ничего крупнее плотвы не ловила.

– Ну, вот еще! У меня был сосед, Вовка. Мальчишка на пять лет меня младше. Он, кажется, был немножко в меня влюблен – ну, знаешь, как маленькие мальчики иногда влюбляются во взрослых девочек? Так вот, мы с ним как-то раз вытащили судака, здоровенного такого. Его мать потушила его в сметане, а потом скормила какому-то очередному своему ухажеру. Вовка, бедняга, негодовал.

– А что потом с ним стало? С Вовкой?

– Не знаю, – пожала плечами я. – Я в шестнадцать лет уехала в Москву. Учиться…

Там, где возможно, всегда нужно говорить правду. Она сделает правдоподобнее всю остальную ложь. В случае с Олегом опасность была в том, что мне отчего-то нравилось рассказывать ему именно правду. О своем детстве, о приволжском городе, даже о Вовке…

Нравилось думать, что мы росли с Олегом так близко, что, возможно, в одно и то же время дурачились в водах великой реки. Что нас что-то связывало, объединяло. Что мы могли бы встретиться еще тогда, и все могло бы сложиться по-другому…

Снова ненужные, лишние мысли.

– Ну, держи тогда. – Олег протянул мне удочку. – Посмотрим, у кого из нас будет лучше улов.

Мы расположились на корме, опустив ноги в воду.

Поплавки лениво подрагивали на матово-зеленой морской глади, лески серебрились в солнечных лучах. Сонное золотое марево опустилось на нас. Я прислонилась головой к Олегову плечу, и он одной рукой обнял меня, прижал к себе. Сдвинул очки на лоб и посмотрел пристально, как будто в саму душу. А потом сказал:

– Ты удивительная… Я никогда не думал…

И осекся.

Я уже знала, что слова даются ему тяжело. Я и не хотела, отчаянно не желала их слышать. Черт знает, почему – это ведь было бы лучшим подтверждением того, что мне все удалось.

– Я… – снова начал он.

– У тебя клюет, – прервала его я.

Он мотнул головой, перевел взгляд на поплавок и тут же выпустил меня, подался вперед.

– Точно! Ну, сейчас…

Он осторожно, чтобы не потревожить клюнувшую рыбу, поднялся на ноги, потащил на себя леску, ловко, умело подсек. И через пару мгновений на палубу шлепнулась крупная, гладкая, посверкивающая на солнце чешуей рыбина.

– Кефаль! – победно объявил Олег.

– Ты все это подстроил, – со смехом заявила я. – У тебя там водолазы сидят под днищем и рыб тебе на крючок цепляют, я знаю!

Он откинул голову и легко, весело рассмеялся.

– Не завидуй!

– Еще чего! День не кончен, я тебя сделаю, вот увидишь!

Как страстно мне в тот момент хотелось, чтобы ничто не стояло между нами, чтобы мы в самом деле просто ловили рыбу, хохотали и дурачились под средиземноморским солнцем…

Этот день весь состоял из расплавленного солнечного света, соленых брызг и сверкающей рыбьей чешуи. Наш улов шлепался в ведро, и вода из него выплескивалась на наши босые ноги. Мы сталкивались руками в ведерке, опуская туда вытащенных из моря рыб, и хохотали. Дразнились, брызгались, хвастались добычей.

Мы были беспечными беспамятными детьми в этот день.

– Ну, хватит, – сказал наконец Олег. – Иначе Лали в жизни с этим не справится. Пошли, поплаваем?

– Иди сам, – отмахнулась я. – Меня что-то разморило на солнце.

Он быстро скинул белые летние брюки, шагнул на корму и, сложив руки «лодочкой», вниз головой ухнул в воду. Вошел в море плавно, почти без брызг, и на несколько секунд исчез. А затем вынырнул уже в нескольких метрах от катера и помахал мне рукой. Глаза мне слепило солнце и скачущие по воде блики, поэтому толком разглядеть его я не могла, видела лишь темную голову и руку.

– Э-ге-гей, на судне! – крикнул Радевич.

– Э-ге-гей, человек за боротом! – отозвалась я.

Он еще раз махнул мне, затем развернулся и нырнул. Над водой мелькнула выгнутая спина, черная и блестящая, как у дельфина.

Я постояла еще несколько секунд на палубе, затем быстро развернулась и босиком метнулась в каюту.

Так, здесь я еще не была.

Если подумать, очень удобно хранить свои тайны именно на катере, а не в доме.

Первым делом я прикрепила в незаметное место «жучок». А его «дублера» – чуть поодаль.

Затем принялась все потрошить, обыскивать, фотографировать, влезать в самые узкие щели и выволакивать на свет все, что могло в них скопиться.