Останься со мной

Именно этим я и собирался заняться, пока Громов обрабатывает Эльвиру. Был соблазн поехать сразу к Щеглову и натыкать его мордой в дерьмо, чтобы еще больше обосрался, но это слишком просто и гуманно. Он начнет выкручиваться, придумывать всякую ересь, называть меня сынком. Пусть идет на хрен.

Вместо этого я отправился к его жене. Мы с ней пересекались несколько раз на приемах, общались, и она неизменно производила впечатление крайне разумной женщины, уверенной в своих силах и с чувством собственного достоинства. Семья у нее богатая, хорошая, так что от муженька своего потного она совершенно не зависела. У нее была сеть магазинов по всему городу, небольших, но довольно стабильных, а еще — брачный договор, по которому при желании она может ободрать Щеглова как липку. Вот это желание я и собирался хорошенько простимулировать.

— Демид? — она крайне удивляется, когда я без предварительного звонка появляюсь в ее маленьком кабинете. Он обставлен скромно, но со вкусом и весь утопает в цветах. Наверное, от любимого мужа, — чем обязана?

— Хотел поговорить по поводу Аркадия Дмитриевича.

— Конечно, проходи, — растерянно указывает на стул с высокой спинкой, еще не подозревая, что через минуту я не оставлю камня на камне от ее образцово-показательного брака, — что-то случилось с Аркашей?

Хана твоему Аркаше.

— Ознакомься, — выкладываю папку.

Оксана недоверчиво смотрит на меня, потом переводит взгляд на бумаги, и осторожно, будто боится случайно сорвать чеку, открывает верхнюю корочку. По мере того, как читает первую страницу — ее брови поднимаются все выше и выше.

— Это шутка?

— Никаких шуток.

Она уже не сдерживаясь, берет лист, подносил его ближе к глазам. Читает, едва заметно шевеля полными губами.

— Да бред это.

— Нет.

— Хочешь сказать, что Эльвира его дочь?

— Внебрачная, — подчеркиваю, подливая масла в огонь, — на две семьи жил. Пока та его вторая «жена» умом не тронулась. Теперь она лежит в клинике, а он полностью ее содержит. И дочь тоже.

Она усаживается на край стола, выдыхает, медленно сминая в кулаке лист.

— Если не веришь, найми людей, чтобы перепроверить. Они подтвердят.

Оксана заторможенно качает головой, будто спорит сама, потом прикладывает дрожащие пальцы к губам и прикрывает глаза. Я ее не трогаю, молчу, жду, даю время осознать.

— У нас с ним не было детей. Он говорил, что не может их иметь. Я смирилась. А он оказывается все это время…дочурку свою холил.

— Мне жаль.

Мне не жаль. Я ломаю, оставляя за собой руины.

— Это еще не все.

Она переводит на меня пустой, обреченный взгляд.

— После той «жены» у него были и другие. Там все написано.

— Не заставляй меня смотреть на их морды, Барханов, — она отказывается, сокрушенно головой, — я не хочу. Поверю тебе на слово.

Это она сейчас так говорит, потом точно будет проверять. Перепашет все от и до, и возможно накопает еще больше, чем мои парни за эти несколько дней.

— Как знаешь.

Я не испытываю жалости, глядя на эту несчастную женщину. Наоборот, рад за нее. Пусть жестоко, но лучше уж так, чем продолжать жить в неведении. Теперь она знает, что за шматок дерьма все это время обитал рядом с ней. Пусть сбрасывает ненужный балласт, отряхивается, расправляет спину и идет дальше. У нее все получится. Она молодая, в самом рассвете красоты и женственности, умная, обеспеченная. Найдет нормального мужика, который не будет вести себя как конченый наконечник для пальца, детей с ним заведет, и все у них будет хорошо. Я ни капли в ней не сомневаюсь.

— Я одного понять не могу, Демид. Тебе-то до этого всего какое дело?

— Он угрожает и пристает с домогательствами к одному очень близкому мне человеку, — я в двух словах рассказываю о подставе и о том, как Лерку вытаскивали с завода.

Почему-то она не кричит, что этого не может быть. Не защищает его с пеной у рта, не вопит, что эта крашенная шалава сама на ее Аркашу пыталась забраться. Вместо этого бросает короткое:

— Понятно, — и отходит к окну. Молчит не меньше минуты, задумчиво трет подбородок, скользит наманикюренным пальцем по шее, несколько раз поджимает губы. Потом без единой эмоции произносит, — Я когда его вещи стирала, удивилась еще откуда столько пыли, будто по подвалу ползал. Пиджак даже в химчистку пришлось отдавать.

— Теперь ты знаешь, где именно он ползал.

— Он приехал ночью, взмыленный, нервный. Сказал, что попал в дтп, помял машину на парковке и сбежал с места аварии. Попросил обеспечить алиби, потому что у него и так проблемы с гаишниками — недавно чуть прав не лишили. Странный был, испуганный, но я поверила.

— Бывает, — моя миссия завершена, можно уходить. — мне пора.

— Спасибо…что рассказал.

— За такие новости не благодарят, — хмуро смотрю на осунувшуюся женщину, — это неприятная правда.

— Лучше переболеть, чем продолжать ходить в идиотках, — Ее взгляд становится решительным и спокойным.

Я в ней не ошибся. Не та порода, чтобы прощать.