«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Дабы показать важность этих историософских идиом для публичной дискуссии в этот короткий период, мы используем три критерия, предложенных Дж. Пококом: а) показать, как разнообразно было использование этих идиом; б) показать распространение идиом из оригинального контекста в новые; в) показать, что авторы сознательно использовали конкретные идиомы, а не нейтральные выражения [Pocock 1983: 10]. При такой реконструкции должны быть выделены основные теоретические следствия трех взаимосвязанных идиом; в этой части сделана попытка систематизировать роль этих исторических идиом в том, что на данном этапе перестройки можно назвать ее политической теорией. Представляется, что в центре теоретической публичной дискуссии находились следующие взаимосвязанные идиомы: путь, выбор и альтернатива.

К концу 1989 года интерес массовой читающей аудитории к историософским вопросам, понимаемым как остро политические, достиг наивысшего и беспрецедентного за последние полвека уровня. Когда реформаторы предложили обществу свободу критики, ее первым предметом стала советская и русская история в большой перспективе. Сложное историософское равновесие, официально положенное в основу обоснования политического строя в СССР, сложившееся в условиях отсутствия критики, оказалось неустойчивым — и, что более значимо, не осознанным в своей хрупкости большей частью реформаторов. Свобода дискуссии для большинства из них, включая Горбачева, казалась не противоречащей принципу политического единства и иерархии. Напротив, Яковлев, к 1984 году пришедший к идее радикального обновления СССР в сторону социал-демократии, считал необходимым разрушить эту идеологическую конструкцию, скрывая свои намерения от более консервативного (но также реформаторского) большинства в Политбюро и окружении Горбачева. При этом лидеры большевиков до возвышения И. Сталина ясно осознавали сложность вопроса о свободе дискуссии и единстве — о чем свидетельствуют известные формулировки о единстве, границах дискуссий и расколе, зафиксированные в партийных уставах.

В поисках утраченного пути: советские марксисты о законах истории, ошибках и воле

Основным предметом раннего горбачевского ревизионизма, как он был задуман самим реформатором, была не критика легитимности режима с единой политической иерархией, а проблема оживления общей идеологической веры через живую дискуссию, — политическая иерархия и власть одной партии казались Горбачеву совершенно естественным и гарантированным условием. Если публичная дискуссия нужна была, чтобы совместно и гласно определить дальнейшие действия, то ее первым предметом могло бы стать новое и более убедительное для активной публики определение «пройденного пути». Фокус на советское прошлое не был предрешен, но отчасти задавался историософской идеологией СССР и драматизмом советской истории. Советская интеллигенция ответила на призыв к интеллектуальному обновлению через критическую рефлексию над советской историей — этот «исторический поворот» в общественной мысли перестройки трудно переоценить.

Мы исходим из того, что историософское обоснование политики на своеобразном перестроечном языке исторического выбора, путей и альтернатив является одной из отличительных особенностей российской политической мысли: историософские допущения становятся основным теоретическим основанием для актуальных политических доводов. Это неотрефлексированное интеллектуальное наследие советского марксизма, Сталина и перестройки продолжает воздействовать на сегодняшнюю политическую борьбу и задает само место политической философии в реальной российской политике.

Идиома «выбора пути» и связанные с ней идиоматические выражения — «какая улица ведет в храм», «развилка», «альтернатива», «перепутье», «иного не дано» — сочетали в себе две противоположности: представление об исторических закономерностях и акцент на свободе общественного и личного выбора в истории. Советское прошлое и настоящее активно переосмысляются авторами в этой уникальной для перестройки логике путей, развилок и альтернатив Такой язык не является интеллектуально нейтральным; напротив — это очень локальный и оригинальный продукт напряженной рефлексии ведущих советских идеологов с конца 1960 ‐ х до начала 1990 ‐ х годов. Эта, как представляется, в целом неудачная попытка эмансипации общественной мысли из сталинского и неосталинского канонов заслуживает внимательного разбор а.