Особый прием Гурова

– Точно! – воскликнул старик. – Я еще удивлялся, что это за название такое дурацкое. Вот так они и жили. Ниночка, как Женька родился, университет бросила, Сашка один работал, так что небогато они жили. Сашка из командировок не вылезал, бывало, что неделями дома не бывал. Ну а если Ниночке куда по делам уйти надо было, так она паршивца этого нам оставляла. А он, бесенок, пока весь дом вверх дном не перевернет, так ведь и не успокоится. Шебутной был – страсть! А день-то тот, когда она погибла, я как сейчас помню. Все это у меня перед глазами так и стоит. Дело летом было, окна все настежь открыты – жарко же. Да и слышимость между квартирами такая, что, если на первом этаже чихнут, так ему аж с девятого здоровья желают. Вот и слышал я, как Сашка сказал, что он прямо после работы в командировку поедет, и я так понял, что надолго. А потом к ней брат заявился! Он, бывало, надолго пропадал, а уж если в городе, то каждый день наведывался. Вот кто кобель, так это он! Все время разные девки! Ни разу не видел, чтобы он дважды с одной и той же пришел! Правда, по большей части он один заглядывал. Вот и тогда не один он был, а с девчонкой какой-то. Маленькая, худенькая, чернявая такая! А уж вертлявая, словно бес в нее вселился! Посидели они недолго, а потом Ниночка меня с балкона позвала. Она накануне большую стирку затеяла, вот он весь бельем завешан и был. Я выглянул, ну и она попросила Женьку к себе забрать, чтобы он ей гладить не мешал. Он ведь мать до того любил, что просто не отлипал от нее. Сашка, бывало, на него орет, если он чего схулиганит, так этот паршивец и ухом не ведет, а Ниночка только посмотрит на него укоризненно, и он уже как шелковый. Ну, значит, Валерка-то, брат Ниночки, его к нам и привел, а чернявенькая эта его возле машины ждала. Женька, как всегда, беситься начал и все нам хвалился, что вечером его дядя Лера с собой в поле возьмет! Я все удивлялся, что это за поле такое, а потом узнал, что у геологов так экспедиция называется. Так вот, моя-то с Женькой воевала, а я на балконе сидел, газету читал и курил. Потом слышу, как у меня за спиной Ниночка на свой балкон вышла. Глянул мельком, это она белье снимает. А веревки-то у них лесенкой были натянуты: поближе к стене – те, что пониже, а те, что прямо над перилами, – высоко. До чего дотянуться могла, она поснимала, а чтобы все остальное снять, ей на табурет пришлось влезть – росту-то она небольшого была. А тут у нее, видать, голова закружилась – в положении же была. Покачнулась она, попыталась, было, за веревки да белье уцепиться, вскрикнула! Я мигом вскочил, обернулся! И прямо у меня на глазах веревка возьми и оборвись. Так Ниночка вниз и полетела!

Никитин посмотрел на Евгения, а тот сидел с каменным лицом и закрытыми глазами, и догоревшая уже до фильтра сигарета жгла ему пальцы, но он, видимо, этого не чувствовал. А старик рассказывал дальше: