Особый отдел и тринадцатый опыт

— Куда? Стоять! — рявкнул Цимбаларь. — Пойдёшь, когда тебя отпустят. И не вздумай сбежать.

— Какое там сбежать, если коленки трясутся… — Могильщик сгорбился, сразу словно постарев лет на двадцать-тридцать.

— Шестопалов своими страхами ни с кем не делился? — спросил у него Ваня.

— Да нет. Он по большей части вообще молчал.

— А вам не приходилось в его присутствии обсуждать взрывы, недавно происшедшие в Псковской области и в окрестностях Петербурга? Об этом трубили все газеты.

— Было дело, — оживился могильщик. — Зашёл недавно разговор на тему нынешнего паскудного житья. И про взрывы, конечно, вспомнили. Дескать, добрались нехристи и до нас. Боязно в метро спускаться… Чернокнижник тогда всех удивил. Как-то дико на нас глянул и ушёл. Даже не стал дожидаться, когда чай заварится. А ведь именно из-за этого чая он к нам и подсел… Неужели Лёха Чернокнижник причастен к взрывам?

— Не твоего ума дело. Много будешь знать, уши отвалятся. Вот как у него примерно. — Цимбаларь кивнул на труп Шестопалова.

— В общем-то, нам здесь делать больше нечего, — сказала Людочка. — Придётся поставить в известность местную милицию. Пусть сами разбираются.

— Беги в свою контору, звони в легавку. — Небрежным взмахом руки Цимбаларь отпустил изрядно струхнувшего могильщика на волю. — Если про нас будут справки наводить, скажи, что к Шестопалову приезжала родня из Туркмении, да запоздала чуток. Пусть теперь ищут нас в ущельях Карадага.

Когда могильщик, ощутивший себя по меньшей мере заново родившимся на свет, резво умчался, Цимбаларь невесело произнес:

— Началась смертельная забава… А я-то, дурак, надеялся, что на сей раз дело ограничится исключительно менструальной кровью.

— Хватит распинаться, — прервал его Ваня. — Пора сматываться. Уходим через лютеранское кладбище.

Глава 10. ПОДТИРКИ НЕ ГОРЯТ И НЕ ТОНУТ

Завидев гостиничное здание, чья незамысловатая, можно даже сказать, казарменная архитектура как нельзя лучше соответствовала гордому названию «Советская», Цимбаларь сказал:

— Даю гарантию, что в холле нас уже кто-нибудь караулит. Сидит в сторонке, прикрывшись газетой, изображает из себя японца или шведа, а сам берёт на заметку каждый наш шаг.

— К несчастью, ты прав, — согласился Ваня. — Все мы засветились, даже я.

— Тогда давайте войдём в гостиницу другим путём, — предложила Людочка. — Ведь здесь должны быть подвалы, кухни, склады, пожарные лестницы.

— Это мало что изменит, — покачал головой Цимбаларь. — Гостиничный персонал — профессиональные стукачи, готовые услужить и нашим, и вашим. Только денежки плати… Нет, войдём мы сюда у всех на виду, а вот смоемся незаметно. Надо перебираться на съёмную хату, там будет спокойнее.

— И прощай, полулюкс со шведским столом, — вздохнул Ваня. — Кондаков такого горя не переживёт.

— Ничего, уломаем, — сказала Людочка. — Я ему котлеты сама готовить буду.

— Представляю, — фыркнул Цимбаларь.

Кондаков вернулся раньше всех и сейчас занимался на балконе гимнастикой, состоявшей из одних только наклонов, причём исключительно в правую сторону. На советы Цимбаларя уделять больше внимания приседаниям и отжиманиям он обычно отвечал следующее: «Для меня главное — не поддержание мышечного тонуса, а сжигание лишних калорий. Вот я и наклоняюсь вправо, поскольку это единственное упражнение, не вызывающее боли в суставах».

Выслушав рассказ коллег о печальной судьбе Шестопалова, Кондаков без долгих околичностей высказал своё личное мнение:

— Африканские гиены в поисках добычи ориентируются на птиц-стервятников. Пожива находится там, куда слетаются грифы и сипы. Остаётся только утащить лакомый кусок из-под носа… пардон, из-под клюва своих крылатых конкурентов. Боюсь, что мы превратились в этих самых грифов, следом за которыми крадутся гиены.

— А кроме того, шакалы и львы, — добавил Цимбаларь. — Создаётся впечатление, что в тебе, Пётр Фомич, погиб великий писатель-натуралист вроде Пришвина или Брет-Гарта. В каждой фразе так и сквозит подспудная тяга к первозданной природе, столь редкая у нынешних шпиков… Скажу прямо, ты предвосхитил мысль, готовую сорваться с моих губ, но не оформленную в столь изящной форме. Пора нам от этих нахлебников-шакалов избавляться. Ведь делим мы не дохлых антилоп, а живых людей.

— Пора, — согласился Кондаков, переходя к водным процедурам, заключавшимся в протирании подмышек мокрым полотенцем, что всегда заставляло Людочку убегать в другую комнату. — Вопрос, какими методами…

— Я тебя, Пётр Фомич, прекрасно понимаю. Можно затеять контригру и в удобный момент перестрелять всех этих субчиков, если, конечно, они не перестреляют нас самих. Вариант, безусловно, заманчивый, но в этом случае дело Гладиатора придётся отложить до лучших времён. Считаю, что в нашем положении нужно не огрызаться, а убегать. Чего только не сделаешь ради высшей цели. А посчитаться с гиенами мы всегда успеем. Никуда они от нас не денутся.

— Слышу речь не мальчика, но мужа! — патетически воскликнул Кондаков. — Все согласны с этим мнением?