Особый отдел и тринадцатый опыт

— История в высшей степени поучительная, однако характеризующая тебя главным образом с отрицательной стороны, — констатировал Цимбаларь. — Можно по-разному относиться к женщинам, но топить их в выгребных ямах всё же не стоит. Пусть себе живут… А теперь послушай, что мы с Петром Фомичём нарыли в здешних архивах, библиотеках и музеях, то есть в заведениях столь же далёких от преступного мира, как планетарии и божьи храмы…

Спустя полчаса, когда и Кондаков, и Цимбаларь выговорились, Ваня вынес своё резюме:

— Спасибо, отцы родные, просветили. Теперь буду знать и про учёного Филиппова, и про его журнал, и про загадочные опыты, и про коварную политику Охранного отделения. Но каким боком все эти любопытнейшие сведения могут повлиять на грядущие взрывы? Да никаким! Они столь же неотвратимы, как восход и заход солнца. Остаётся только молить бога, чтобы жертв было поменьше. Своё научное любопытство мы, можно сказать, удовлетворили, однако с порученным заданием не справились. Знаете, чем это пахнет?

— Пахнет это плохо, — отозвался Цимбаларь. — Может, ещё похуже, чем в твоём туалете.

— Остаётся надежда на Людмилу Савельевну, — сказал Кондаков. — Посмотрим, какие результаты она привезёт из Москвы. Ведь Шестопалов бился над своими расчётами до последнего дня. А что ещё могло занимать его, кроме проблемы предотвращения взрывов?

— Им же самим из небытия и вызванных, — добавил Цимбаларь. — Нет, на расчёты Шестопалова надежды мало. Если крышу снесло, то и мозги скоро выветрятся. С ума сходило немало учёных, но я не могу припомнить такого случая, чтобы хоть один из них вернулся к прежней деятельности… Сейчас меня занимает совсем другое… Самый первый удар, скорее всего пробный, Филиппов, как и планировал, нанёс по Стамбулу, то бишь Константинополю. На ту пору этот городишко сидел костью в горле у всех русских патриотов, как левых, так и правых… А вот кого он потом столь упорно долбил в Крыму, в Харькове, на перегоне Пыталово— Остров и по всем петербургским окрестностям? Напоминаю, что дело происходило в девятьсот третьем году, накануне первой русской революции, а журнал, который издавал Филиппов, был насквозь промарксистским, и даже с экстремистским душком.

— Неужели он за царём-батюшкой охотился? — Ваня даже немного приоткрыл дверь туалета.

— Кому царь-батюшка, а кому и Николай Кровавый, — возразил Кондаков. — Это теперь его к сонму святых причислили, а в те времена винили во всех смертных грехах. Либеральная интеллигенция его иначе как сатрапом и деспотом не называла.

— Эти нюансы нас сейчас совершенно не касаются, — сказал Цимбаларь. — И вообще, Пётр Фомич, не заговаривай мне зубы… Кроме всего прочего, на тебя возлагалась задача вытребовать в Историческом архиве камер-фурьерский журнал двора Его императорского величества и снять копии со всех страниц, относящихся к тысяча девятьсот третьему году.

— Совсем из головы вылетело. — Кондаков виновато улыбнулся. — Думал, если мы нашли подлинного виновника взрывов, так никакие другие бумаги больше не понадобятся.

— Я не имею права делать замечания старшим по званию, но надеюсь, что об этом позаботится твоя совесть, — отчеканил Цимбаларь. — Все, кто стоял у истоков этой драмы, давно мертвы. Однако смерть, выпущенная на волю сто лет назад, по-прежнему угрожает нашим современникам. Если мои предположения оправдаются, то именно камер-фурьерский журнал поможет предотвратить беду.

— Тогда я побежал! — Кондаков схватил с вешалки шляпу.

— В тапочках? — поморщился Цимбаларь. — Ладно, оставайтесь дома. Я сам смотаюсь в архив. До закрытия осталось полтора часа, и надо успеть управиться… Только зря не сидите. К тебе, Ваня, это относится особенно. Хотя бы картошки сварите…

Покинув туалет, Ваня сказал:

— Всё понимаю. Только одно не доходит: как Шестопалов спустя столько лет узнал об опытах Филиппова?

— Игра случая, — обронил Кондаков, рыскавший по кухне в поисках картошки. — Где-то ненароком услышал или прочитал, а потом заинтересовался. Эти учёные как дети — забаву себе всегда найдут. Хоть в ванне, хоть в саду под яблоней. Дальше — больше… Стал собирать материалы по этой теме. Докопался до первоисточников. Даже не погнушался выкрасть бумаги Филиппова из фонда Охранного отделения. Увлёкся, одним словом… Ты хоть сам эту картошку видел?

— Была, кажется, — неуверенно произнёс Ваня. — Помнишь, мы её позавчера с селёдкой ели? Посмотри под раковиной… А как ты думаешь, какую цель преследовал Шестопалов? Обогатиться?

— Вряд ли… Это уже потом его братец кашу заварил. Впрочем, сейчас можно строить любые домыслы. Случай уникальный: все фигуранты дела мертвы, а мы всё ещё продолжаем с ним возиться.

— Интересно, а где в Москве рванёт?

— Сам ты как полагаешь?

— Наверное, в Кремле. Или в каком-нибудь старинном храме… Не в Мавзолее же!

— Филиппов, несмотря ни на что, был человеком порядочным и, как мне кажется, старался избегать лишних жертв. То на церквушку замахнётся, то на заштатный театришко. А Зимний дворец или, скажем, Сенат не тронул. Будем надеяться, что и с Москвой всё обойдётся.