Особый отдел и пепел ковчега

– Э-э-э! – запротестовала Халявкина. – Мы сюда не фанеру дырявить приехали. Ты покажи, как стреляют по движущимся целям.

– Тогда следовало завернуть в зоомагазин и купить выводок кроликов! – Цимбаларь еле сдерживал раздражение. – Или стаю попугайчиков.

– Зачем божьих тварей губить! У меня есть кое-что другое. – Она вытащила из ридикюля обыкновенное чайное блюдечко (вот, оказывается, что там брякало).

– По тарелкам стреляют дробью из специальных спортивных ружей! – возразил Цимбаларь. – Пистолет для этой цели совершенно не годится.

– А ты попробуй. Даю сто баксов за каждое попадание. – Она отбежала на полсотню шагов в сторону. – На старт. Внимание… Марш!

Пришлось Цимбаларю развернуться и стрелять навскидку, полагаясь больше на моторные реакции, чем на точность прицела. Из пяти брошенных Халявкиной блюдечек он поразил три – и это ещё при том, что некоторые летели к нему не плашмя, а ребром.

Впрочем, для опытного стрелка это был не ахти какой результат. Сказывался, наверное, чересчур тугой спуск незнакомого оружия.

Как только запас блюдечек оказался израсходованным, Цимбаларь вновь повернулся к девственно-чистой мишени и положил пять пуль подряд в центральный круг, пробив там большую чёрную дыру. Затем со словами: «Следующая серия ваша» – он протянул дымящуюся «беретту» Халявкиной.

Та, почти не целясь, бабахнула в белый свет и едва не выронила пистолет.

– Нет-нет! – немедленно заявила она. – Мне чуть руку не вывернуло. Ты, менеджер, прав – стрельба не женское занятие.

Халявкина присела на дощатый ящик, валявшийся возле старого кострища, и пригорюнилась. На её глаза навернулись почти натуральные слёзы, впрочем так и не преодолевшие преграду ресниц, густо накрашенных махровой тушью.

Похоже, что в спектакле, где одна-единственная артистка играла для одного-единственного зрителя, приближался заключительный акт. Однако ставки в этом представлении были так высоки, что им, наверное, позавидовала бы вся труппа какого-нибудь провинциального театра.

Цимбаларь уже понимал, что Халявкина приехала сюда не для того, чтобы брать уроки стрельбы (которой, вполне возможно, владела в совершенстве), а дабы испытать его собственные боевые навыки. И, судя по всему, результаты проверки её вполне устраивали. Теперь надо было ожидать изощрённой психологической атаки, против которой в своё время не устояли ни поэт Уздечкин, ни граф Сент-Карбони, ни многие другие менее известные представители мужского пола.

– Александр! – с чувством произнесла Халявкина, опустив на сей раз своё любимое обращение «менеджер». – Боюсь, что я взялась не за своё дело. Ничего у меня не получится! Но за науку спасибо. – Театральным жестом она протянула ему три зелёные сотни.

– А что у вас должно было получиться? – поинтересовался Цимбаларь, преспокойно отправляя деньги в карман.

– У меня есть смертельный враг. – Голос Халявкиной трагически задрожал. – Мужчина в расцвете лет. Сильный и жестокий. Он обокрал меня, лишив почти всего. При этом я едва не погибла. Теперь он собирается похитить моего сына… Да-да, у меня есть маленький очаровательный сыночек! – заметив удивление, которое вовремя изобразил Цимбаларь, поспешно добавила она. – Этот подлый и бессердечный выродок охотится за ребёнком. А сколько горя он приносит окружающим! Однажды обманув меня, он теперь обманывает всех подряд. Подобная тварь не имеет права ходить по земле.

– Если он совершил столько неблаговидных поступков, почему вы не пожалуетесь на него в милицию или прокуратуру? – разыгрывая из себя простачка, спросил Цимбаларь.

– Какой ты, Александр, наивный! Во-первых, он сумел уничтожить все улики и мне нечего предъявить следствию. Во-вторых, у него сейчас столько денег, что с их помощью можно откупиться и от милиции, и от прокуратуры, и от суда. О, если бы ты знал, какое это гнусное чудовище!

– Что же вы тогда предлагаете?

– Убей его, Александр, сделай доброе дело! – взмолилась Халявкина.

Даже учитывая, что всё происходящее было лишь бессовестным лицедейством, нельзя было не отдать должное силе и убедительности её чувств. По крайней мере, у Цимбаларя заранее сложилось крайне негативное отношение к пока ещё неведомому обидчику.

Пропустив мимо ушей вполне конкретное подстрекательство, он только буркнул в ответ:

– С каких это пор убийство стало добрым делом?

– С тех самых, когда на земле было впервые наказано зло! Тебе ли не знать об этом! Ведь ты сам убивал врагов.

– Я исполнял свой воинский долг.

– А это долг порядочного человека! На том свете бог обязательно воздаст тебе за содеянное, а твою бренную жизнь постараюсь обеспечить я.

– И как это конкретно будет выглядеть? – В голосе Цимбаларя послышались нотки заинтересованности.

– Если ты в точности выполнишь все мои указания – получишь двадцать тысяч. – Узрев гримасу разочарования, появившуюся на лице Цимбаларя, она извиняющимся тоном пояснила: – Я дала бы и больше, но поверь, таких денег у меня сейчас нет.

– Даже и не знаю, что вам ответить… А подумать можно?