Особый отдел

— А не скажите! — дядя Яша прищурился, что, учитывая дефект его зрения, выглядело, словно первые признаки надвигающейся агонии. — Забавные встречаются экземплярчики. Вот полюбуйтесь! Добыча из двадцать пятой квартиры.

Он взял пластиковый пакет с соответствующей биркой и вывалил на нижнюю полку что-то похожее на клубок дохлых, бледных аскарид.

— Что это? — брезгливо скривился Кондаков.

— Презервативы, — хладнокровно пояснил дядя Яша. — Больше сотни штук. Так слиплись, что хоть топором руби. А в той квартире, между нами говоря, проживала одинокая пенсионерка, председатель нашего домкома.

— С выходом на пенсию у людей частенько прорезаются самые низменные страсти, — сообщил Кондаков. — По себе знаю. Потому и на пенсию не тороплюсь.

— Это сорок шестая, — дядя Яша снял с полки увесистый розовый свёрток, который в его руках сразу превратился в затрапезный, изношенный бюстгальтер. — Одно время считалась квартирой образцового порядка. Даже соответствующий знак на дверях имела. И вот что я однажды достал из унитаза. Как видите, лифчик. Примерно шестого размера. Каждая чашечка, как моя кепка. А законная супруга хозяина носила в лучшем случае второй номер. И то со вкладышами.

— Надеюсь, вы не предъявили ей эту загадочную находку?

— Конечно, нет! Если муж с женой ссорятся, мне это потом боком вылазит. И сантехнику крушат, и в унитаз чего ни попадя запихивают… Как пример, могу привести пятьдесят вторую квартиру.

Теперь дядя Яша продемонстрировал ситцевое платьице, севшее до такой степени, что нельзя было даже понять — взрослое оно или детское. На груди имелось несколько ровных, коротких разрезов, вокруг которых ткань выглядела более темной.

— Не иначе, как ножиком пырнули, — приглядевшись повнимательней, констатировал Кондаков.

— И я так думаю. Да только ничего не докажешь. Хозяева квартиры перед этим съехали. Как говорится, ищи ветра в поле.

— Криминальный был у вас домишко.

— Да я бы не сказал. Вполне обыкновенный. Другие сантехники и не такое находили. Вот этот экспонат мне один дружок для коллекции презентовал, — дядя Яша открыл коробку, в которой лежал плотный ком линялой бумаги.

— Кроме подтирки, ничего не вижу, — поморщился Кондаков.

— Только мне и не хватало подтирку собирать! — обиделся дядя Яша, отчего его глаза окончательно разъехались в разные стороны. — Этим добром все стояки были забиты. Газетная бумага — это ведь не пипифакс. Ею патроны пыжевать, а не задницы подтирать, прости господи!.. Но тут совсем другой коленкор.

Он осторожно, ногтем отогнул уголок бумажки и на Кондакова глянул поблекший профиль Ленина.

— Денежки! — удивился тот.

— Ага, — кивнул дядя Яша. — Сотенные бумажки. Но все номера одинаковые. Фальшивки, стало быть.

— Грубая работа, — подтвердил Кондаков. — Клише, наверное, сапожным ножом резали…

— А вы сомневались, — дядя Яша удовлетворённо осклабился, причём смотрел он не на собеседника, а на кончик собственного носа. — Тут такие вещички хранятся, что волосы дыбом встают.

— Надеюсь, скелет вы мне не предъявите, — пошутил Кондаков.

— Почему бы и нет! Если надо, и скелет найдётся. Только не человеческий, а кошачий, — дядя Яша открыл другую коробку, доверху наполненную хрупкими, тонкими косточками.

— Неужели хозяева котёнка в унитаз засунули! — поразился Кондаков.

— Насчёт хозяев ничего плохого сказать не могу, но детки у них были настоящие садисты. Однажды цветочный горшок с балкона сбросили. Прямо своей училке на голову. Хорошо ещё, что балкон на втором этаже был. Ушибами, бедняжка, отделалась.

— И где же эти садисты сейчас?

— Выросли. Один, говорят, во Французский иностранный легион подался, а второй в вашей системе служит. Инспектором по делам несовершеннолетних.

— Значит, туда им и дорога. — Кондаков повернулся к стеллажам спиной, давая понять, что разговор подходит к концу. — Короче, вы меня почти убедили. Вне всякого сомнения, музей унитазных находок нужен. Но обязательно с подробными пояснениями к каждому отдельному экспонату… К сожалению, недостаток времени не позволяет мне продолжить осмотр этой весьма поучительной экспозиции. Давайте лучше проверим, есть ли здесь что-нибудь, относящееся к сто шестой квартире.

— Кажись, есть, — дядя Яша снял с полки пластиковый пакет, на котором красовалась эмблема московской олимпиады 80-го года. — Хотя и не густо.

Это опять была бумага, скомканная и выцветшая, но с официальным гербом и синим пятном печати. Словом, какой-то документ. К бумаге намертво присохла шелуха семечек.

— Я своих экспонатов не реставрирую и не очищаю, — пояснил дядя Яша. — Для сохранения, так сказать, исторической достоверности.

— Это ощущается, — понюхав находку, Кондаков невольно скосорылился.

При помощи расчёски и перочинного ножа он стал осторожно разворачивать комок, состоявший, как выяснилось, вовсе не из бумаги, а из картона.

— «Свидетельство о заключении брака», — не без труда разобрал Кондаков. — Гражданин Бурак Ру…дольф…» Дальше как сорока набродила. «И гражданке Ше…» То ли Шелех, то ли Шемет. Расплылись буковки…