Особый отдел

Короче говоря, подобные тенденции привели к тому, что деревенскую церквушку, некогда разрушенную пламенным революционером Соломоном Зунделем (впоследствии заколотым кулацкими вилами и погребённым у Кремлёвской стены), так и не восстановили, несмотря на благоприятные времена, зато расположенный рядом с церковными руинами продмаг сверкал непривычным для этих мест великолепием. Впрочем, популярностью пользовался только ограниченный круг товаров — хлеб, табак, спиртное, соль, спички и почему-то подгузники, спрос на которые особенно возрастал с приходом холодов.

Все эти мелкие, но характерные детали сельского быта Кондаков подметил совершенно случайно, пытаясь вызнать у аборигенов точный адрес Черткова. Такая фамилия, похоже, ничего не говорила крестьянам, привыкшим называть по прозвищу не только друг друга, но и собственного губернатора, и лишь когда Кондаков стал подробно описывать приметы своего знакомого, среди которых числились и многочисленные красочные татуировки, кто-то догадался:

— Так тебе, наверное, Челюскинец нужен! Сразу бы и сказал. Сейчас покажем его фатеру.

— А почему Челюскинец? — удивился Кондаков.

— Да он на отшибе от всех живёт, словно полярник на льдине.

Оказывается, к прежним кличкам Черткова здесь добавилась ещё одна, сейчас уже мало кому понятная.

Такси тронулось в указанном направлении, и вскоре взору Кондакова, перебравшегося на переднее сиденье, открылась ничем не примечательная, хотя и крытая железом пятистенка. На необычный статус её хозяина указывали только несколько мощных джипов, приткнувшихся к замшелому, покосившемуся забору. В этой глуши они смотрелись примерно так же, как марсианские боевые треножники на берегах Темзы.

— Ходоки прибыли. — Кондаков прищурился. — Сюда, как говорится, не зарастёт народная тропа.

— Слава истинного преступника столь же притягательна, как и женская красота, — глубокомысленно заметил водитель. — Великий Джу Си писал когда-то: «Между небом и землёй всегда было так, что добром пользуются, а к злу тянутся».

— Вы, гражданин философ, нас здесь подождите, — сказал ему Кондаков. — Мы ненадолго.

— Жду только до темноты, — заявил водитель, опасливо косясь на приближающуюся к машине козу. — Мне в полночь смену напарнику сдавать.

— Успеешь… — буркнул Кондаков, небрежно поправляя кобуру.

Уже приближаясь к обиталищу Черткова, он наставительно сказал Людочке:

— Веди себя приветливо, но с достоинством. Никогда не забывай, что ты представитель власти, а он — бывший вор. Это ничего, что мы к нему на поклон явились. Завтра всё иначе может повернуться. Посматривай по сторонам с таким видом, словно бы прикидываешь, откуда будет лучше начать обыск. И вообще, старайся помалкивать. Ваше племя не речи красят… Но если я тебя вдруг трону, — рука Кондакова легла на Людочкино бедро, — слегка смягчись. Улыбочку изобрази и всё такое прочее.

— Только не надо меня трогать чересчур часто, — девушка решительным жестом оправила юбку. — А то синяки останутся.

В огороде, прилегавшем к дому, копался старикан, очень похожий на анатомическую модель, изображающую взаимное расположение человеческих костей, мышц и сухожилий. Впрочем, эта худоба свидетельствовала отнюдь не о телесной немощи, а, наоборот, о недюжинной физической силе, которую не смогли сломить ни «истребительно-трудовые» лагеря 50-х годов, ни тем более лесные курорты более позднего времени.

На некотором удалении от Черткова — а это, вне всякого сомнения, был он — стояли две группы молодых людей, заметно дистанцирующихся друг от друга. О характере их взаимоотношений свидетельствовало ещё и то, что каждая компашка старалась не смотреть в сторону соседей.

Чертков, продолжая вскапывать грядки, что-то негромко втолковывал младшему поколению, внимательно ловившему каждое его слово. А когда один из гостей что-то брякнул невпопад, может, даже и непроизвольно, он с кряхтеньем разогнулся и плашмя огрел того лопатой. При этом все, в том числе и пострадавший, сохраняли каменное выражение лица.

Заметив остановившегося у калитки Кондакова, Чертков быстренько свернул сходку, и не потому, что испугался стражей закона, а просто нашёл подходящий повод, чтобы избавиться от докучливых посетителей.

— Домой валите! — велел он в самой категоричной форме. — И чтобы по дороге никаких разборок. Если опять спор возникнет, в шахматы играйте или канат перетягивайте. Хватит крови! Страна большая, делов на всех хватит. И помните, что отныне я вас всех на особом контроле держу. И тебя, Хасан, и тебя, Скоба.

Молодые уркаганы рассыпались в выражениях благодарности:

— Спасибочки, Василь Антипыч! Наше вам с кисточкой! Может, надо чего?

— Мне навоз нужен, да где же вы его, дурогоны, достанете, — сказал Чертков. — Заставить каждого из вас штаны спустить и по хорошей куче сделать — так у меня тогда вообще ничего, кроме чертополоха, не вырастет. Ладно, ступайте с глаз долой! Ко мне солидные люди заявились, не чета вам.

Бандиты цепочкой потянулись со двора, и каждый из них, проходя мимо Кондакова с Людочкой, уважительно раскланивался.