Особый отдел

На фоне мелких голубеньких цветочков возникала грандиозная футуристическая композиция, составленная из множества отдельных фрагментов, выполненных с нарочитой небрежностью, доступной лишь великому мастеру. Здесь были и математические вычисления, и химические формулы, и электрические схемы, и портретные зарисовки, и сакральные символы, и стихотворные строчки, и матерные слова, и календарные даты, и политические лозунги, и хозяйственные записи.

Особую смысловую и колористическую нагрузку несли прихотливо расположенные пятна — от жира, от чернил, от ржавчины, от сигарет, от губной помады, от раздавленных клопов.

Но главным компонентом картины, её, так сказать, изюминкой, вне всякого сомнения, были телефонные номера — номера, номера, номера… Семизначные, шестизначные, пятизначные. Красные, чёрные, рыжие, синие. С междугородными кодами и без оных. Мелкие, как бисер, и в лапоть величиной. Выполненные каллиграфическим почерком и будто куриной лапой нацарапанные. Расположенные вдоль и расположенные поперёк. Вверх тормашками и в зеркальном отражении.

Отыскать в этом прихотливом хаосе один-единственный нужный номер было задачей совершенно нереальной. Холодный расчёт пасовал здесь перед стихией первозданных, неосознаных чувств. Оставалось надеяться только на Христодулова-младшего, судя по всему, унаследовавшего от отца некоторые незаурядные качества. Недаром ведь говорят, что кукушонок и в чужом гнезде свою песню знает.

А сам он тем временем предавался ностальгическим реминисценциям. Водя пальцем по стене, Аркаша Христодулов взволнованно бормотал:

— Это телефон моей одесской бабушки… А это калужского дедушки… Директора школы… Патентного бюро… Гастронома… Сколько воспоминаний!.. Скупка… Дядя Серёжа… Тётя Ира… Адвокат… Магазин «Электроника»… Витька Паук… Телеателье… Ипподром…

Цимбаларь, у которого этот сентиментальный лепет провоцировал изжогу, уже собрался было хорошенько встряхнуть расчувствовавшегося кукольника, но вдело вмешался Кондаков. С Христодуловым он разговаривал словно врач с несмышлёным ребёнком, заигравшимся скляночками и баночками в тот момент, когда уже пора ставить очистительную клизму.

— Я, конечно, понимаю ваше состояние. Встретиться с прошлым дано не каждому. Далеко не каждому… Но не следует забывать повод, заставивший нас всех явиться сюда. Мы интересуемся телефоном человека, под давлением которого ваш отец в своё время занимался модернизацией смертоносного оружия.

— Ну так вот же он! — Христодулов, не раздумывая, ткнул пальцем в семизначный номер совершенно заурядного вида. — Пользуйтесь на здоровье… Батя его сначала обгоревшей спичкой написал, а потом обвёл красным фломастером.

Простота, с которой разрешилась эта изрядно намучившая всех проблема, насторожила Кондакова, привыкшего бороться с трудностями даже там, где их отродясь не было.

— Вы уверены? — спросил он, пытаясь заглянуть Христодулову в глаза.

— Ещё бы! Красный цвет у папаши всегда означал денежный заказ. Это сейчас зелень в ходу. А для его поколения благосостояние ассоциировалось с червонцами. Кроме того, рядом с номером стоит значок. Как бы след от копыта. Всё предельно ясно.

— А при чём здесь копыто? — удивился Кондаков, заподозривший в словах Христодулова какой-то подвох.

— Да это же элементарно! — непонятливость опера даже покоробила кукольника. — «Боте-патрон» есть вариант «фауст-патрона». Верно?

— Допустим.

— С кем в первую очередь ассоциируется Фауст? С Мефистофелем. Кто такой Мефистофель? Чёрт. А где чёрт, там и копыто.

Столь странная, но по-своему убедительная логика на какое-то время повергла Кондакова в ступор. Для него Мефистофель был оперным персонажем, а копыто имело отношение исключительно к домашней скотине.

Зато Цимбаларь, уже поместивший заветный номер в память своего мобильника, умствованиями Христодулова заинтересовался.

— Допустим, какой-то резон в твоих словах есть, — сказал он, придирчиво изучая шедевры бредового мышления, богато представленные на стене. — Но тогда объясни нам, убогим, что должна означать сия бутылка, в которую как бы заключён телефонный номер? Пивную?

— Нет, — глядя на гостей ясными глазами, сказал Христодулов. — Библиотеку.

— Но почему?

— Там спиртное нельзя употреблять. Связь самая непосредственная…

Наступило тягостное молчание, и, чтобы как-то разрядить его, Христодулов вновь обратился за помощью к отцовским художествам.

— Сейчас вы всё поймёте, — он ткнул пальцем в первый попавшийся значок. — Треугольник — это, само собой, поликлиника. Там на справки лепят штампы подобной формы. Квадратик — автосервис…

— Лучше бы не квадратик, а кружок, — прервал его Цимбаларь. — Хоть какая-то связь с колесом.

— Кружок было бы чересчур просто, — возразил Христодулов. — Кружком здесь обозначается цирк.

— Из-за арены, что ли?

— Не совсем. Во времена моего детства в тамошнем буфете продавались особо вкусные бублики.

— Ладно, а как бы ты, к примеру, обозначил номер милиции? Крестом, вилами, решеткой?

— Полумесяцем, — незамедлительно ответил Христодулов.

— Ты нас, часом, с мусульманами не путаешь?