Особый дар

— Ты, видимо, считаешь это само собой разумеющимся, что ты из Дрездена поедешь домой?

Я остолбенела.

— Чего? Мы же договорились, что я еду с тобой до Дрездена, а потом…

— А что потом? Потом будет видно.

— А теперь давай помедленнее, — взбунтовалась я. — Пожалуйста, не воображай, что я позволю тебе всю жизнь таскать меня за собой.

— А как ты можешь мне в этом помешать?

— Очень просто — сбежать. Как только представится следующая возможность.

Очень умно с моей стороны так подробно сообщать об этом заранее.

— Понятно. Но возможности просто не будет.

— Это тебе так кажется. Сегодня вечером я могла уже несколько раз без труда сбежать от тебя.

— И когда же, например?

— Например, когда мы бежали на трамвай. Например, на вокзале. Мне стоило только броситься в объятия какому-нибудь полицейскому.

Арманд удивленно повел бровями.

— Ca alor![8] И почему же ты этого не сделала?

Я не знала, что ответить.

— Понятия не имею. Не знаю. Может быть… потому что…

— Может быть, потому что — что? Потому что ты меня боишься.

— Вовсе нет, — раздраженно возразила я. Нет, не раздраженно. Я сама себя запутала. — Можно подумать и о других причинах, по которым я тебя не предала!

— А именно?

— Может быть, это потому, что… потому, что ты… Потому, что я думала…

Я покраснела. Я чувствовала это. Во мне неудержимо поднималась горячая волна. Какое счастье, что наш отсек был освещен только тусклой лампочкой ночного света.

— Может быть, потому, что я в тебя… в каком-то смысле… влюбилась.

Это было сказано. Это было сказано, и я не могла поверить, что я это сказала. Что мой язык узнал об этом раньше, чем мой мозг. Я поглубже вжалась в свое сиденье, в темноту и не отваживалась посмотреть на него. Я не могла себе вообразить, что теперь произойдет.

Когда я потом вспоминала это, я, конечно, сознавала, что все я прекрасно представляла. Герой и героиня обоюдно признаются в любви. Потом они бросаются друг другу в объятия. Их губы сближаются, притягиваемые магической силой. Поцелуй. Гаснет свет.

Очевидно, я пересмотрела слишком много любовных фильмов.

Арманд после секунды испуга начал издевательски насмехаться.

— Эээ! — заблеял он, откинулся назад и картинно сложил руки. — Вот как! — И потом с равнодушной улыбкой добавил: — Знаешь, что касается меня, то влюбляйся в меня сколько хочешь.

О, как же я его ненавидела! Я готова была за этот ответ без малейшего сожаления выцарапать ему глаза. Если то, что я почувствовала, было не настоящим чувством, а ошибочной симпатией, ночным наваждением, то это чувство моментально пропало. Чем дольше я на него смотрела, тем сильнее во мне разгорался гнев, тем неприятнее, отвратительнее, невыносимее он мне казался.

Что он себе вообразил? Можно подумать, если у него есть этот телекинетический дар, то он уже невесть кто? Полубог? Сверхчеловек, который может себе позволить плевать на чувства других людей? Разъяренно и обиженно я смотрела в окно, твердо решив никогда в своей жизни больше ни словом с ним не перекинуться, не проронить ни звука. И я сбегу от него, когда он в следующий раз хоть на секунду отвлечется. Не моргнув и глазом. И я подойду к ближайшему полицейскому посту и расскажу все до мелочей, что он сделал и что он мне рассказал.

Поезд постепенно замедлял ход, за окном показались дома и улицы. Арманд взял расписание и еще раз внимательно изучил его.

— Это, должно быть, Ансбах, — сказал он как ни в чем не бывало. Он посмотрел на часы. — Да, ноль часов пятьдесят шесть минут. Мы едем без опозданий.

Я молчала.

Поезд остановился. Арманд встал, открыл окно и стал смотреть на платформу, наблюдая, кто выходит из поезда, а кто садится. Пассажиров было немного. Я увидела только одного мужчину с кейсом; он на ходу поднял воротник. Дул холодный пронизывающий ветер.

Потом свисток, и поезд тронулся. Арманд закрыл окно и снова сверился с расписанием.

— Следующая остановка в Нюрнберге, около половины второго. А уж потом долго будем ехать не останавливаясь до следующей остановки в пять утра в Галле.[9] Странное название для города. Можно подумать, что над всем городом построена крыша.

Я молчала.

Он покачал головой:

— В любом случае это больше трех с половиной часов езды без остановок. Тут можно будет и подремать немного.

Я упорно молчала.

Он отложил в сторону буклет с расписанием и сладко зевнул.

— Итак, пока все идет отлично. — Он испытующе посмотрел на меня, как будто только теперь заметил, что я перестала с ним разговаривать. — Скажи, то, в чем ты мне тут призналась, это ведь была какая-то уловка, не так ли?

Меня прорвало. Кровь прилила к лицу. У меня было только одно желание, подавившее все другие чувства: сделать ему больно.