Она поглощала сандвичи с жадностью изголодавшегося человека, было в этом нечто показное, театральное: ни дать ни взять актриса, что ежевечерне (а по средам и субботам еще и на утренних спектаклях) вынуждена съедать на глазах у зрителей обильный обед. Наконец Клэр перестала жевать, отодвинула поднос и подбросила в огонь поленьев.
— Вам это, конечно, безразлично, — сказала она.
Тоби устало возразил:
— Думаю, что ни для кого из ваших друзей-мужчин это не безразлично.
— А знаете, вы мне понравились. Когда нас познакомили, я сразу повела себя с вами весьма вольно. Вам это пришлось по вкусу?
— Еще бы.
Она снова поцеловала его, и на этот раз он ответил горячее, чем тогда, в первый свой приезд в Глемсфорд. Теперь он хотел ее — если можно хотеть с оглядкой.
— Папа придет не раньше трех. Так что у нас есть время.
Она имела в виду — для постельных дел. Словно во сне поднялся он вслед за нею наверх, в просторную холодную спальню, где стояла кровать под балдахином из выцветшего дамаска. Ему просто не верилось, что все это происходит с ним, Тоби Робертсом. Комната так выстыла, что Клэр, проворно раздевшись, сразу юркнула под одеяло. Он лишь мельком увидел ее тело — крупное, мускулистое, но, как она и говорила, без намека на жир.
Он взял ее, и им было легко и радостно. В отличие от Мейзи. Клэр оказалась весьма опытной.
— Ну да, — сказала она наконец. — Мужчины у меня были. Но я всегда умела их выбирать, я ведь разборчивая. Вот и насчет тебя я долго раздумывала. Кстати, если тебе угодно, можешь не придавать сегодняшнему никакого значения.
— А если не угодно? — возразил он и тотчас же пожалел о своих словах. Ведь теперь он законченный предатель. Ну, правда, не вздумай Мейзи вот так, без всякого предупреждения укатить на Ямайку, ничего бы этого не случилось.
— Поднимайся, старик, — сказала Клэр, — надо еще привести себя в порядок.
Они вполне успели привести себя в порядок к тому времени, когда Ллэнгейн вернулся с гольфа и с волчьим аппетитом набросился на сандвичи, которые Клэр даже не позаботилась чем-нибудь прикрыть.
— Рад вас видеть, Тоби.
— И я вас, сэр.
— Слышал от дочки, что вас одолевают сомнения насчет вашего будущего.
Прежде чем ответить, Тоби хорошенько подумал: Клэр смотрела на него в упор.
— Не такие уж они серьезные, эти сомнения. Просто мне надо кое-что обдумать. Порою как-то не хочется обрекать себя на затворническую жизнь, это не по мне.
Ллэнгейн насупил брови и снова взялся за сандвичи.
— Не слишком свежие, — объявил он, — но ничего, сойдет.
— Папочка, ты ведь поел в клубе, так чего же ты?
— Ну разве у них там ленч? Одно название. Кормят все хуже и хуже. — И он снова обратился к Тоби: — В вашем возрасте я учился в Оксфорде и только о том и мечтал, чтобы «обречь себя на затворническую жизнь», как вы выразились. «Безмятежно восседают доны за обеденным столом…» — я только и мечтал стать одним из них. Но вот мозгов не хватило. А у вас хватает. За чем же дело стало?
— Да так, хотелось бы присмотреться к жизни поближе, понять, как устроен мир.
— Лучше, пожалуй, не надо, — ответил Ллэнгейн, раскуривая трубку. — Право, не надо. Мне, например, совсем не нравится то, что я вижу. Но если вам интересно будет познакомиться с работой моего банка, я мог бы это организовать.
— Очень любезно с вашей стороны, сэр.
— Не называйте меня сэром. А то я чувствую себя старой развалиной. Может, я и впрямь старею, но не хочу, чтобы мне об этом беспрестанно напоминали. Вы можете встретиться с одним из наших младших компаньонов, Клайвом Бауманном. Он человек толковый и введет вас в курс дела. Если решите, дайте мне только знать.
— Спасибо. Можно мне подумать немного?
— Сколько хотите. Предложение остается в силе. Но сможете ли вы лучше узнать жизнь, если будете смотреть на мир с точки зрения финансиста, это еще вопрос. Я, например, вам завидую — ведь у вас такие возможности! Клэр, как и я сам, способностями не блещет, не то я непременно пустил бы ее по ученой линии, — сказал Ллэнгейн просто, без тени осуждения, и Тоби показалось, что он совершенно не понимает своей дочери! — В Швейцарии их только надраивали без конца: поплюют, заведут глянец.
— Плевать не плевали, папочка. Но драили действительно с утра до вечера, чуть не ободрали нам всю кожу.
Клэр слушала разговор о себе с затаенным весельем, критические замечания отца нисколько ее не задевали.
— Перчик у нас тоже не блещет, но он сумеет приспособить себя к какому-нибудь делу. А если не сумеет сам, то его приспособят другие, будьте уверены, — сказала она.
Сама того не замечая, она открывала сейчас Тоби истинную свою суть. Сбросила привычную маску этакой туповатой лошадницы, и вдруг оказалось, что с ней интересно и весело.
— Ну, так, — сказал Ллэнгейн, давая понять, что тема эта исчерпана, — когда примете решение, дайте мне, пожалуйста, знать. А временем я вас не ограничиваю — думайте сколько душе угодно. — И он тут же обратился к Клэр: — Можешь нам дать чай пораньше?
— Но ведь ты только что съел кучу сандвичей!
— А кекса у нас не осталось? Того, что испекла миссис Додж?
— Полагаю, кусочек найдется.