Особый дар

— Аманда, мне ужасно жаль, что все так вышло. Но обещаю вам больше Мейзи не расстраивать. Я вел себя как последний осел, сам понимаю.

— Я бы сказала, гораздо хуже, но не будем в это углубляться.

— Знаете, я без нее не могу.

— Сейчас, пожалуй, и в самом деле не можете. И вы действительно вели себя как последний осел — впрочем, с молодыми людьми такое бывает.

Она доела пирог, осторожно слизнула с верхней губы пятнышко красного сока.

— Вот и все, — бросила она. — Все, что я собиралась вам сказать.

И она в самом деле больше не касалась этой темы. Заговорила о своем предстоящем «сезоне», выразила надежду, что Тоби все же удастся уговорить миссис Робертс выбраться в Хэддисдон.

Когда она расплатилась по счету и они поднялись, Тоби вызвался сходить за такси.

— Не утруждайте себя, дорогой. Моя машина, должно быть, уже здесь.

И действительно, как только Аманда вышла из ресторана, шофер подкатил к подъезду. Ему даже не пришлось искать место для стоянки.

— Вас подбросить? — спросила Аманда.

— Вы очень любезны, — ответил Тоби, — но я хотел бы завернуть к «Фойлу», мне нужны кое-какие книги.

Он смотрел вслед отъехавшей машине — Аманда восседала в ней среди кучи свертков — и спрашивал себя, сильно ли она на него сердится. Трудно сказать. По-видимому, не очень; и уж, во всяком случае, настолько считается с желаниями Мейзи, что сочла нужным быть с ним обходительной. Как бы то ни было, впредь он в Хэддисдоне спать с Мейзи не будет.

Впрочем, ему больше и не представилось такой возможности. Отныне его приглашали только на завтрак. Или на чай. «Цирк» открылся в обычном своем составе. Не было только Эдуарда Крейна — он уехал в Нью-Йорк попытать счастья со своей пьесой, и ее действительно приняли там куда лучше, чем в Лондоне. Теперь Тоби и Мейзи снова встречались постоянно, и она опять стала с ним ровна и нежна. Знает ли она, что матери все известно? Он понятия не имел. Как и все с виду открытые люди, она умела тщательно хранить свои тайны.

В кружке Аманды появились новые для него лица: струнный квартет (все четверо без умолку чирикали, как воробьи, и показались ему ужасно глупыми), художник-абстракционист, трое каких-то молодых людей, которых ему представили мимоходом, и в их числе — двадцатичетырехлетний баронет. Тоби решил, что это завидная доля, в таком возрасте уже баронет. Место под солнцем? Что ж, в известном смысле — да. Он понимал, что всем этим молодым людям Мейзи нравится. И хоть не ревновал ее в общепринятом смысле этого слова (скажем, так, как ревновала его она), одно сознание, что они могут дать ей больше, чем он, уже злило его.

Аманда встретила Тоби со своей обычной экспансивностью: ленча в «Жардэн де гурме» словно и не было. Но ему показалось, что она насторожена. А что он вообще о ней знает? Очень мало. И лишь то, что лежит на самой поверхности. Кто она — мать-тигрица, бросающаяся на защиту своего детеныша? Или же эмансипированность все-таки взяла в ней верх? Может быть, впервые в жизни ему пришло в голову, что, по сути дела, он плохо разбирается в людях. Не только в Аманде, нет, в людях вообще.

В Лондоне он виделся с Мейзи довольно регулярно. Они так подходили друг другу физически, что когда она была с ним, он даже представить себе не мог жизни без нее. Пылкая, нежная, она стала к тому же искусней — приобрела некоторый опыт. И больше уже не докучала ему упреками: чутье подсказало ей, что это верный способ вызвать у него раздражение. Однажды Тоби съездил в Левенем, увидел, как Мейзи бродит по антикварному магазинчику, смахивает пыль с разных хрупких вещиц (все, как она описала в своем письме), переставляет их, стараясь, чтобы витрина выглядела как можно привлекательней.

— Обучаюсь, — пояснила Мейзи, и ему показалось, что она вложила в эти слова какой-то особый смысл.

В июне пришло письмо от Клэр: приглашение на один из балов «Майской недели»[33]. У нее есть билеты, но нет партнера, «во всяком случае, стоящего. Не могли бы Вы составить мне компанию? Не знаю, будет ли Мейзи против, вернее всего, будет. Но в конце-то концов, что мы с Вами делаем плохого? Мы же люди безобидные — и Вы, и я, правда?»

Но он отказался: в Кембридже они были бы слишком на виду. Разумеется, в письме к Клэр он не упомянул об этом. Просто написал, что в это время будет во Франции. Ужасно досадно упускать такой случай, но ничего не поделаешь. Она ответила короткой запиской: очень жаль, но ничего не поделаешь, придется ей пригласить какого-нибудь жуткого кисляя. «Жизнь — грустная штука, Тоби, и я нередко в этом убеждаюсь».

Чуть ли не целую неделю после этого он чувствовал себя героем — одолеть такое искушение! К тому же он еще не был готов к встрече с Клэр. Придется пока затаиться — ехать во Францию он вовсе не собирался; может быть, удастся при поддержке Тиллера попасть туда на несколько месяцев осенью. Словом, всю «Майскую неделю» он не виделся с Мейзи: как бы она не проговорилась Ллэнгейнам. Правда, ее тесная дружба с Клэр к этому времени дала трещину, но все равно, мало ли что.